«Надо обыскать пехотинцев», — подумал я, засовывая длинные «пеналы» в карман шинели. Сзади раздались лёгкие шаги, я повернулся и лицом к лицу столкнулся с Марикой. Она смотрела в пол, теребя тонкие пальчики.
— Прости, не знаю, что на меня нашло. Я столько наговорила зря, ведь это и так понятно: ты здесь ни при…
Я не дал ей закончить, прижал к себе и впился в её губы поцелуем. Не знаю, сколько прошло времени, но я оторвался от неё, лишь почувствовав головокружение от нехватки воздуха. Мы оба глубоко вдохнули, словно поднявшиеся с глубины ныряльщики, и снова слились в поцелуе.
Наконец я отстранился от Марики:
— Пора! Нам ещё многое надо сделать.
Мы вышли из квартиры с прежней предосторожностью. Я велел девушке оставаться в подъезде, а сам выскочил на улицу, обогнул дом, старясь ступать как можно тише, обыскал тела пехотинцев. Вылазка оказалась удачной: четыре гранаты, десять полных магазинов, автомат для моей спутницы. Остальное оружие было или раздавлено мощными лапами, или располосовано острыми когтями, а у двух «шмайсеров» стволы вообще были свёрнуты набок.
Вернувшись к Марике, я отдал ей оружие, три запасных магазина и две гранаты, велел идти рядом со мной и смотреть во все глаза.
Мёртвый город производил неприятное впечатление. Откуда-то доносился скрип, словно кто-то качался на ржавых качелях, где-то хлопали ставни, в подворотнях свистел ветер, шуршал мусор, перекатываясь по брусчатке.
— Каков наш план? — шёпотом спросила Марика, когда мы прошли целый квартал. Держа МП-40 в руках, она зорко всматривалась в окна домов, вглядывалась в темноту подъездов, прислушивалась к шорохам.
— Найти машину и добраться до Берлина, — ответил я, оглядываясь по сторонам. Мне всё время мерещилось, что за нами наблюдают.
— А потом?
— Не знаю, я так далеко в будущее не заглядывал. Нам бы отсюда живыми выбраться, там видно будет. Знаешь, кого превратили в оборотня? — неожиданно спросил я.
— Нет, — помотала головой Марика.
— Лёху-моряка. Когда вервольф трансформировался обратно, я заметил буквы на руке и обо всём догадался. — Я внезапно остановился, схватив Марику за руку: — Погоди! Я же взорвал цистерны с вакциной, как из Лёхи сделали оборотня?
— Саня, мне больно, — Марика сердито шлёпнула меня по руке.
Я посмотрел на неё, на свою ладонь на её запястье, опять на неё. Мозг лихорадочно решал другую проблему, и я не сразу понял, чего она хочет.
— Мне больно, — повторила Марика, снова шлёпнув мою руку, теперь гораздо сильнее.
— Извини, я не хотел.
Я разжал пальцы, и мы двинулись в путь, внимательно глядя по сторонам и вслушиваясь в каждый звук.
Мысли о трансформации моряка в оборотня не давали покоя. Я пытался найти ответ, но кусочки мозаики никак не хотели складываться в одну картину. Получалось, что я уничтожил на фабрике не всю вакцину, но этого просто не могло быть. Кригер в своих рассказах ни разу не упомянул о каких-то тайных запасах. К тому же он хвастался, что его усовершенствованным вервольфам после гибели не возвращается человеческий облик. Выходит, Алёшу превратили в монстра с помощью украденной из лаборатории Валленштайна вакцины. Тогда кто её украл? Кригер? Маловероятно. Шпеер? Не в его интересах везти шприц-ампулы на фабрику. Тогда кто?
Мороз постепенно крепчал. Я подул на замёрзшие руки, растёр лицо и уши. Марика сделала то же самое, и теперь её щёки пылали румянцем, а кончики ушей краснели в просветах между спутанными локонами.
— Знаешь, какая во всей этой истории приятная новость? — неожиданно спросил я, целясь в окно на втором этаже, где промелькнула чья-то тень. Спустя секунду на подоконник запрыгнула кошка, и я опустил автомат на уровень груди.
— Нет, — пожала плечами Марика.
— Вервольфы Кригера до сих пор находятся в анабиозе или погибли в результате диверсии. Понимаешь, что это значит?
Она помотала головой, обходя кучу из разбитого стекла и черепицы.
— Это значит, что кроме доктора никто не знает, как сделать монстров долгоживущими и практически не уязвимыми — это раз. И очень скоро кроме покойников и нас в этом городе никого не останется — это два.
— С чего ты взял? — она вскинула автомат и замерла в напряжённой позе. Я тоже подобрался, заметив движение в соседнем доме. Там кто-то шевелился, шурша одеждой. Мы с минуту вглядывались в разбитые окна до рези в глазах, но как оказалось — это ветер играл занавесками.
— Вервольфы вырезали всё население этого городка и либо отправились дальше, либо остались здесь, — сказал я, когда мы снова двинулись в путь. — Поскольку срок действия вакцины ограничен, они в ближайшее время подохнут, как мухи, и перевоплотятся. Думаю, я так легко разделался с тем оборотнем только потому, что он уже начал отдавать концы. Иначе… — я цикнул зубом и помотал головой, — мы бы с тобой не разговаривали.
Чем ближе приближались к ратуше — я вел Марику в центр города, надеясь разжиться там автомобилем, а ещё лучше бронетранспортёром — тем больше нам попадалось разорванных и обезглавленных тел, встречались и целые, но очень редко. Улицы и стены домов были обильно вымазаны кровью. В воздухе висел приторно-сладкий запах смерти. Всюду валялись оторванные конечности и какие-то тряпки. Нашлось и несколько голых босяков, в одном из которых я узнал Валдиса.
Возле дома с детской площадкой во дворе мы наткнулись на игрушечную коляску с куклой. Рядом лежало худенькое тельце в коротеньком коричневом пальто и чёрных полусапожках. Голова девочки была неестественно вывернута, часть лица отсутствовала, из дыры в груди белыми клыками торчали обломки рёбер.
Марика уткнулась лицом в моё плечо, я услышал всхлипы, крепче прижал её к себе, ускорил шаг. И плевать мне, что под ногами громко заскрипело крошево из стекла, битого кирпича, штукатурки и черепицы.
Вскоре наше путешествие по мёртвому городу закончилось. Я оказался прав: в ратуше размещалась комендатура, возле которой стоял «хорьх» с раскрытыми дверцами и наполовину вывалившимися на дорогу трупами двух солдат и офицера.
Я освободил транспорт от мертвяков, помог Марике сесть в салон, завёл двигатель и направил машину к шоссе на Берлин.
Рыча мотором, «хорьх» медленно крался по улицам. Разогнаться мешали брошенные автомобили с продавленными крышами и выбитыми стёклами, трупы животных и людей. Повсюду валялось оружие, обломки мебели, разбитая вдребезги кухонная утварь.
Во многих домах полыхали пожары, пламя с треском вырывалось из окон, к небу тянулись густые столбы чёрного дыма. Не хватало привычного для таких случаев шума: воя сирен, гомона зевак, деловых окриков пожарных бригад. Не шипело пламя под струями воды, не суетились медики над спасёнными из огня, не мельтешили репортёры с блокнотами и громоздкими фотокамерами в руках.
