за плечи и прижал руку к молочно-белой коже девичьей груди. Буря белой магии, собранная мной, нашла выход и сейчас сияющим лучом пронзала обе наши фигуры, превращая окружающую ночь в ослепительный, ясный полдень.
Это было больно, невероятно, невыносимо больно. Сейчас каналы в моей руке, что отвечали за контроль рун Вун, Сиг и Даг, пропускали через себя силу сотен, тысячей печатей, силу большую, чем пропускает через себя за всю свою долгую жизнь любой из архимагов. Этой силы было бы достаточно, чтобы изгнать все морские, дымные, костяные и прочие Ужасы, что врываются в мир через разломы мироздания, этой силы было бы достаточно, чтобы выжечь каналы целой армии магиков. Этой силы хватило бы даже убить белого винефика — у каждого мага есть свой предел и белые убийцы магов Келанда далеко не всесильны. Но этой силы едва хватало, чтобы справиться с неизбежностью и неотвратимостью действия печати, которой прокляли Отавию.
Мой крик слился с криком девушки, что сейчас мертвой хваткой вцепилась в мое плечо, едва не ломая мне руку, после чего я усилил напор. Я вижу, как проклятье отступает! Я вижу, как бушующая сила белых рун делает то, что должна — выжигает проклятое, запретное колдовство! Я чувствую, как распадается заклинание, как оно уходит из истерзанного девичьего тела, а это значит — я на верном пути и отступать нельзя.
От перегрузки из моих глаз и ушей хлынула кровь, впрочем, мгновенно запекаясь в магическом пламени бурыми полосами, что делало меня похожим на какого-то неистового демона бездны, призванного безумным магиком через разлом мироздания. Я чувствовал, что надрываюсь — как когда-то в подвале, сопротивляясь молоту палача — но остановиться не смел. Потому что иначе проклятье продолжит свою работу и Отавия умрет.
Столп белого света, что сейчас бил из центра бури, подчиняясь моей воле, стал настолько плотным, что Шамоград вокруг будто бы перестал существовать. Я же почувствовал, как под напором магии стал терять самого себя, как даже Эдриас внутри моей груди, бесплотный и безмолвный наблюдатель, сейчас замер в оцепенении, наблюдая за моей работой.
Но в одном мертвый маг был определенно прав — границ нет, сейчас я это докажу.
Когда я выжег последнюю желто-красную точку в груди Отавии, что рвалась в сторону сердца девушки, все закончилось.
Истерзанная, подчиненная моей воле белая магия с ударом сбросила оковы и разлетелась во все стороны, стремясь заполнить созданную мной на многие лиги вокруг противоестественную пустоту. Наверное, по всему Шамограду сейчас разрядились целительные и охранные амулеты, стали обрушаться подлатанные печатями Ур стены и пришел в негодность зачарованный инструмент.
Но мне было плевать на ущерб.
Сидя в дымящемся кольце, выжженном потоком чистой белой магии, я прижимал к груди безвольное тело. От платья Отавии остались одни ошметки, а на груди девушки красовался след, как от удара молнией, что черным рисунком расходился по сосудам и коже, поднимаясь вплоть до самого подбородка. Впрочем, от моих одежд тоже мало что осталось. Не обращая внимания на наготу, я притих, пытаясь понять, не убило ли мое колдовство дочь Элаизы Форлорн.
И только когда сердце успело пропустить несколько ударов, я понял, что Отавия дышит, тихо, но ровно, как человек в состоянии глубокого целебного сна.
Последнее, что запомнилось мне — легкое дрожание ресниц девушки и ее глубокий вздох, после чего я позволил себе расслабиться и нырнул в бездну такого привлекательного и приятного небытия, отключившись прямо там, стоя на коленях и прижимая к себе спасенную от проклятья внучку императора.
Глава 20. Она
Когда дед сказал, что тот магик, что разрушил их загородное имение, будет зачислен в гвардию, Отавия не предала этому никакого значения. Ну, зачислен и зачислен! Дед был одержим этими колдунами, постоянно твердил, что если не держать их близко — придется с ними воевать. И еще много чего, что она до конца не понимала, да и не хотела вникать, чтобы понять.
При первой же встречи Рей ее совершенно не впечатлил. Это был худой, узкогрудый, среднего роста южанин. Маг был смугл, с высокими скулами, чуть вьющимися, собранными в хвост на затылке волосами, какими-то непропорционально длинными руками, и имел скорее отталкивающую внешность и еще более отталкивающие манеры. Самое раздражающее — долгий, немигающий взгляд, будто бы перед тобой было дикое животное, а не человек.
Двигался маг тоже странно, не так, как прочие колдуны, что служили в гвардии и сопровождали ее. Сначала Отавия не могла понять, что же ее смущает, а потом до нее дошло: Рей никогда не ходил по центру коридора, всегда держался стен, будто бы был огромным пауком, готовым в любой момент подняться на потолок в случае опасности. Голова всегда чуть опущена, будто бы он прятал шею от стылого ветра, хотя все молодые мужчины, с которыми Отавия имела опыт общения, ходили гордо, с высоко поднятым подбородком.
Маг, которого ее матушка опрометчиво наделила титулом Защитника Престола, нервировал не только Отавию. Многие в ее свите тоже заметили странности, присущие новому гвардейскому колдуну, а виконт Умберт вовсе выразился остро, но вполне однозначно — что магик похож более на безродную псину, нежели на человека. Не играло на руку магу и то, что довольно быстро прознали и о его работе на императорских конюшнях в качестве коновала. Да любой придворный изо всех сил скрывал бы подобное занятие и впадал в ужас от одной мысли, что кто-то может узнать о нем подобное! А магик говорил о работе на барона Варнала так, будто бы делал какое-то достойное и важное дело. Словом — тупая деревенщина и беспросветная чернь.
На полгода она почти забыла о магике. Ну, есть и есть, несет караул, сопровождает ее во время поездок, помогает печатями, когда прикажут. Рей был незримой тощей тенью, что движется вслед за ее фигурой, готовый выполнить любое ее указание.
Все круто изменилось, когда по дворцу пошел слух, который довольно быстро подтвердили уважаемые придворные: молодой маг, которого кронпринцесса Элаиза, ее мать, в том году одарила титулом Защитника Престола, оказался подпольным бойцом на аренах, а после оторвал голову одному из восточных убийц магов. Поговаривали, что дикарка, с которой жил маг, вовсе притащилась в шамоградскую Башню вся с головы до ног в крови, так же выглядел и жетонный маг Рей. Эти двое бахнули окровавленным мешком с оторванной головой винефика по столу Трибунального Истигатора Неро, которого очень любили и уважали при дворе, после чего безнаказанно ушли. Да и сама Отавия за прошедшее время получила несколько уроков, начав лучше разбираться в людях. Посодействовал этому и ее дед, император Форлорн Девятый, и бесчисленные
