Никифор слушал очень внимательно, но ощущения, что он хочет записывать, не возникало, видимо смысл процедуры аукционных торгов ему был понятен, а интересовала лишь форма и практические приемы.
— Можно еще у приезжих купцов весь товар разом скупать, а потом, так же на торгах, частями распродавать. Можно пускать с молотка дома или землю, имущество должников, много чего.
— Ладно, Михайла, с этим понятно. Будет мой амбар занят несколько дней в неделю и давать прибыток постоянно. Убедил.
— Заслуживает задумка пятины?
— Заслуживает, заслуживает… Только, знаешь, о чем я подумал? Вот ты предлагал горенки для переговоров и сундуки железные для хранения. Амбар-то у меня за городскими стенами, значит, охранять трудно будет и людям для переговоров ходить далеко, неудобно.
— Дядя Никифор! — Мишка укоризненно покачал головой. — Неужто такие простые вещи объяснять надо? Конечно же, кабаки для уважаемых людей надо в самом городе ставить, да не один, да не в закутке где-нибудь, а возле торга или детинца. Кабак у амбара — только для начала, для опыта, для обучения обслуги. А потом можно будет там сделать место для удовлетворения тайных страстей. Есть же в Турове места, где на деньги играют, где девки гулящие, где… всякое, в общем. Это же все по закуткам, в грязи, в мерзости. Из иных мест и не выберешься без разбитой морды и вывернутого кошеля, а то и вообще живым не уйдешь. А у тебя будет все чистенько, прилично, без драк, скандалов и жульничества — для приличных людей, безопасно, благообразно и не на виду.
— Гм, племяш, стыд-то у тебя есть?
— Мы, дядюшка, о торговле или о покаянии беседуем?
— Господи, четырнадцати лет еще не минуло… Куда все катится?
— Куда? Не знаю, дядя Никифор, а откуда… Вот отсюда. — Мишка щелкнул по оловянному кубку с вином. — Когда наливал, думал о моем возрасте? Не думал? Так куда же все катится?
— Язва ты, племянник.
— Язва, не язва, а пятину с каждой куны, которую у тебя оставит посетитель, ты мне отдашь! Дальше беседовать будем?
— Будем! — Никифор плеснул в свой кубок вина и залпом выпил, плеснул еще, но Мишке предлагать не стал. — Вещай, отрок, внимаю с почтением и содроганием, ибо мудрость твоя сравниться способна только с бесстыдством твоим же! Перст Божий в сем прозреваю, указующий на скорый и непременный конец света, ибо каждое новое поколение, пришедшее в сей мир, оказывается греховнее предыдущего! Так еще дед мой говорил, а конца света все нет. Видать, тебя, Михайла, дожидались!
— Рад стараться, Никифор Палыч, готов положить живот свой ради скорейшего наступления сего знаменательного события, однако же, сомнениями терзаюсь каждодневно и ежечасно, понеже греховность людская ни границ, ни пределов не имеет, а посему наступление конца света отодвигается от нас во тьму времен отдаленных. Утешиться же можем мы единственно лишь тем, что грядущие колена рода людского, как и прозрел твой дед, низвергнутся в такие пучины грехопадения, что мы, по сравнению с ними, просто ангелами покажемся. Аминь!
— Тьфу, что б тебя…
— И тебе не болеть, Никифор Палыч.
Дядя и племянник глянули друг на друга и, рассмеявшись, звякнули кубками. Мишка понял, что Никифор, наконец-то, принял его таким, каков он есть. Это, конечно же, не исключало дальнейших попыток материного брата проникнуть в мишкину тайну, однако общаться теперь с Никифором можно было с гораздо меньшим напряжением, чем раньше. В конце концов, торговые партнеры у такого купца, каким был Никифор, случались самые, мягко говоря, разнообразные. Одним больше, одним меньше…
— Это все была присказка, дядя Никифор, сказка впереди.
— Давай, давай, Михайла, завлекательные у тебя сказки, я прямо заслушиваюсь.
— Представь себе: приезжает купец в незнакомый город. Что ему, в первую очередь надо? Жилье, склад для товара, место для торговли. Так?
— Не все назвал, но… так, так. Дальше!
— А если все это собрано в одном месте и предлагается в наем? Лавка, позади нее склад, над ними жилье. Все это сделано аккуратно, красиво, есть места приготовленные и для сарацинов, и для нурманов, и для прочих. С привычными для них: обстановкой, едой, посудой, всем остальным. И все эти места для купцов выстроены в один ряд, например, вдоль реки, чтобы и на ладьях подходить можно было, и обнесено тыном, чтобы ночью спокойно спать можно было. Знаешь, как это называется? Гостиный двор! Как ты думаешь, будут в таком гостином дворе места пустовать?
— Ха! Еще и очередь занимать будут! А кое-кто, так и вообще себе место на несколько лет откупит!
— Хватит у тебя мошны такой Гостиный двор в Турове отстроить?
— Ну… Можно же не сразу весь, пристраивать понемногу еще и еще. Главное, землю купить.
— А есть возле Турова такая земля?
— Найдем! Гостиный двор… Красиво!
— А теперь, дядюшка, слушай очень внимательно, потому, что я тебе сейчас скажу самое важное про Гостиный двор.
— Ну?
— Представь себе, что в какой бы крупный город на Руси купец ни приехал, везде его ждет такой же Гостиный двор, как и в других городах. На своей земле, за прочной стеной, со своей стражей. Каково?
— Михайла… Змей ты. Искуситель из сада эдемского!
— Ну, яблоками я не торгую…
— Да пошел ты… Это ж… По всей Руси, в каждом городе. Как ты измыслил-то?
— Не понял ты ничего, дядюшка, зря я перед тобой распинался.
— Что?!!
— Ну шуми, по всей реке слышно. По всей Руси, по всей Руси… Гордыня обуяла? Ну-ка, прикинь, что подумают князья, когда узнают, что некто Никифор имеет в каждом городе крепость с вооруженным отрядом и может, по своей прихоти, всех оружных людей в одном месте собрать? Причем, незаметно — привезти на ладьях или в обозах.
— Молчи! — Никифор схватил Мишку за плечо и настороженно оглянулся на дверь. — Ты что задумал, парень? Ты во что меня втравливаешь?
— Ни во что я тебя не втравливаю. Это — мысли князей, постоянно думающих только о том, чтобы кого-то со стола спихнуть, да о том, как бы их не спихнули. Твое же дело, обставить все так, чтобы у них такой мысли никогда не возникло. Так что, о гордыне забудь. Никто и никогда не должен узнать о том, что это все принадлежит тебе. Лучше всего, если эти Гостиные дворы будут построены, как бы вскладчину, местными людьми. Собрались двадцать человек в купеческое товарищество и построили Гостиный двор. А о двадцати купчих на их доли не знает никто, кроме тебя. Управляет Гостиным двором тиун, тобой назначенный, стража и командир ее у меня в Воинской школе выучены. Поди, догадайся: что к чему.
Князьям же ты страшен будешь не воинской силой, хотя и она, в иных случаях, лишней не бывает, а совсем другим. Тем, о чем они не догадаются, пока жареный петух в жопу не клюнет. По тому, на какие товары спрос растет, а на какие падает, ты о любом княжестве самое тайное вызнать сможешь: готовятся ли к войне или хотят мира, доволен ли народ или бунтовать собирается, в силе князь или им бояре вертят и прочее, и прочее. А отсутствием или переизбытком тех или иных товаров, ты любого князя по струнке ходить заставишь, он же даже и знать не будет, кто его за горло держит. Понимаешь меня?