Хангарские латники не сразу поняли, что происходит. Они уже подставили под удар "борт" своей массы, сразу развернуться им было просто невозможно. Стрелять навстречу анласам они просто не успели.
В атаке Вадим испытывал одно чувство — дикий, бешеный восторг, выжигавший в нём на эти мгновения даже те остатки "земного" мальчишки, которые жили в нём в остальное время. Желание бить, колоть, топтать, жажда крови и сумасшедшее упоение предстоящей битвой — вот всё, чем он жил в такие моменты. То же ощущали и остальные воины, даже ещё более остро, наверное. Беспомощно и глупо, в тщетной попытке уйти из-под удара, мечутся вражеские воины. Они ещё не понимают, что не спастись, потому что поле битвы отдано нам нашими богами, которые — сами суть битва!!!
Хангарская копьё-сабля — пустое место в сравнении с анласской пикой, которая чуть ли не вдвое длинней. Анласы знают таранный удар, но и поиграть этим оружием мастера, а Вадим прилежно учился. И сейчас он ударил хангара, оказавшегося впереди, сверху вниз — за латный воротник — и, вырвав пику неуловимо быстрым движением, вогнал её в лицо следующему. Снова вырвал, удержал…
…Анласский клин рассёк строй хангарских латников, словно воронёный меч. Фланг ополчения между тем развернулся и осыпал отсечённую "голову" хангарского строя стрелами. Клин сделал поворот — и вошёл в остатки латной толпы, как нож в масло, колено к колену. Секущий Вихрь взлетал, крутился и опускался в голове клина. Остатки латников, сталкиваясь и сшибая друг друга, осыпаемые стрелами с фланга, вылетели в чистое поле, как пробка из бочки с вином. Разворачиваясь на ходу, ратэсты вернулись на место и вновь выстроились. Те же хангары, которые пытались атаковать со стороны города, наткнулись на возы и засевших за ними лучников.
— Не преследовать, — Синкэ опустил залитый кровью меч. — Пусть решатся на ещё одну атаку. Тогда…
Потери пока что были до смешного малы. А поле перед засеками усевали мёртвые, раненые и покалеченные хангары и их кони. Между возами и ополченцами сновали мальчишки, тащившие связки стрел.
Синкэ досадливо рванул забрало шлема, сдёрнул его с головы — удар пришёлся в нос, металл погнулся и мешал смотреть. Щитоносец подал кэйвингу другой шлем — с коваными выпуклыми надглазьями и белоснежным султаном из конского хвоста. Синкэ застегнул широкий чешуйчатый ремень и повернулся к Ротбирту:
— Вон там, на мосту — что?
Ротбирт привстал в седле, всмотрелся. Словно какие-то искры… Мальчишка вздрогнул и сказал уверенно:
— Данвэ. Не много… с десяток.
— Дьяус! — лицо Синкэ исказилось. "А ведь и у него к ним счёт, — подумал Вадим, следивший за происходящим. — Они убили его брата Стэкэ, близнеца, а это, говорят, всё равно что потерять часть себя…" — Достать их из лука было бы недурным делом…
— Нет, — покачал головой Ротбирт, — отсюда даже я не возьмусь попасть.
Грохот бубнов возвестил начало новой атаки. Но их почти заглушили рёв и вой ополчения, выпускавшего навстречу врагу буквально ливень стрел — казалось, что идёт странный чёрный дождь. Недаром последние месяцы старались все, от мала до велика, как говорится — и на каждого воина было запасено по восемьсот стрел!
Тем не менее вал конницы катился на засеки с тупой неостановимостью — и вот уже со стороны хангаров часто и густо бьют луки… и хоть и неметко, но то тут то там из стены ополченцев вываливается человек — и остаётся неподвижен… или ползёт, подволакивая ногу… либо выдирает стрелу изи щеки или плеча, или корчится с нею в боку или груди… и кого-то тащат к повозкам товарищи… Бежавший с двумя пуками стрел мальчишка осел на землю с растерянным лицом — плохая защита от стрелы, падающей сверху, кожаная куртка — и молча скорчился, умирая… Другой, словно проколов ногу, прыгал на другой — ударившая сверху стрела прошила ступню насквозь; подбежали двое приятелей, один подхватил стрелы, побежал к воинам, второй потащил раненого обратно…
И всё-таки — далеко было хангарским конным стрелкам до прославленных мастеров анласского ополчения! Чёрная волна таяла на глазах, превращалась в лежащую на земле грязь, разбрызгивалась в стороны жалкими группками убегающих…
Кончилась атака. Ратэсты бурчали недовольно — не удалось сразиться! Со стороны повозок сунулись ещё раз — ополченцы ради развлечения пропустили атаковавших в коридоры между возами и перебили топорами и копьями… Однако Синкэ хмурился. Ждать, пока противник истощит силы, было невыгодно — в любой момент подойдёт к нему подкрепление, и лучше будет встретить его за городскими стенами. Пора было приводить в действие план…
Баннорт закачался в небе — раз, другой, после недолгого перерыва — третий. Ополченцы, закидывая за спины щиты, разом повернулись и побежали, унося убитых и раненых, начали строиться уже на новом месте, перед растянутой линией конных. Поле между ними и засекой открылось. Конники Синкэ подались к броду, часть повозок развернули, чтобы прикрыть их фланг.
Конь под Вадимом вытанцовывал, закидывая голову в маске-черепе. Прошлая сшибка его только разгорячила. Хангары вновь собирались в отряды, и слышно было, как Синкэ шепчет:
— Давайте же, давайте, сволочи, идите сюда, и я подарю богам каждого десятого пленного, клянусь — ты слышишь меня, Дьяус?..
— Смотри, кэйвинг! — крикнул кто-то из пати. Через поле, заваленное трупами, к засеке скакал гигант на огромном коне. Было ясно, что это не хангар — доспехи сверкали, в руке качалось длинное копьё, на шлеме простирал крылья грифон. — Данвэ! Данвэ!
Множество луков разом натянулись, готовые осыпать врага, бесстрашно остановившегося у самой засеки, градом бронебойных стрел. Но данвэ заговорил — и его голос подавлял бездушной монотонной мощью:
— Эй, сброд! Мне нужен тот, кто называет себя вашим вождём! Я — капитан ан Лэри йорд Дрэм, и я вызываю его — сейчас и здесь, до смерти! Ну — кто выйдет?! Я жду!
Он поднял коня на дыбы — и, казалось, вырос не только над строем анласов, но и над миром, над небом, над звёздами… Потом опустил коня — и замер: серебряная статуя на угольном чудовище. Молчали и анласы, оценивая стать противника — явно могучего бойца. Многие хотели бы испытать Удачу, но… но данвэ выкликал вождя.
Синкэ смотрел из-под шлема мрачным, оценивающим взглядом. Нет, он не раздумывал — драться или нет. Он лишь хотел разобраться во враге.
— Син… — начал кто-то из пати, называя кэйвинга без титула, как мальчика, росшего, может быть, у этого пати на глазах. Но кэйвинг вдруг коротко оскалился, рявкнул что-то из-под шлема и жёстким ударом колен послал своего рыжего зверя вперёд по дуге, перехватывая пику. Молча, постепенно сдерживая коня. И остановился в полусотне шагов от данвэ. Голос мальчика — звонкий, но очень сильный — развеял чёрное наваждение, как серебряный лучик — темноту:
