— Что я говорил! — орал Приор. — Наша берет! Еще немного, и эти белоголовые будут уничтожены все до одного! Поднимайте все войска! Все войска! Обрушим на Дарбион сокрушительный удар! Они открыли ворота! Видите? Видите? Еще до того, как зайдет солнце, мы займем город! Даже если они успеют закрыть ворота, им ни за что не суметь укрепить их! Трубите общее наступление! И… коня мне! Я сам поведу воинов Марборна в этой битве! Сегодняшний день войдет в историю нашего великого королевства! Коня мне, коня!
Вокруг свистела и лязгала сталь; клинки звенели, ударяясь друг о друга, высекали снопы искр из доспехов; врезаясь в податливые человеческие тела, обагрялись горячей кровью… В дикой толчее и давке покрытые кровью с ног до головы воины не слишком-то разбирали, кто перед ними — свой или чужой. Рубили, кололи, резали и били — только чтобы оттолкнуть, отбросить от себя того, кто мог бы точно так же рубануть или ударить. В этой грохочущей сумасшедшей схватке уже не было ни защитников города, ни его захватчиков. Люди бились для того, чтобы выжить. И каждый был сам за себя.
Гором не уловил того момента, когда в спину ему вонзился меч. Он просто почувствовал удар, развернулся и своей палкой разбил лицо тому, кто нанес этот удар. Краем глаза увидел Ажа, обломком копья отбивавшегося от троих марборнийцев сразу, метнулся к нему, сбил с ног одного из наседавших на хромого рекрута воинов… И только тогда понял: с ним что-то не то. Дыхание клокотало в груди, вырывалось болью и брызгами крови изо рта. Гором закашлялся, и кровь хлынула изо рта фонтаном. Он поднял палку, чтобы отразить очередной удар, но рука слушалась плохо. Меч нападавшего перерубил палку пополам. Ратник ощерился, замахнулся снова… И упал. Аж точным ударом в челюсть свалил его.
— Вставай! — хрипло крикнул рекрут.
Гором вдруг осознал себя стоящим на коленях. Он попытался подняться на ноги. Это удалось ему с трудом. Голова вдруг стала очень тяжелой. Полторы Ноги кружился вокруг него, отбивая удары, защищая его и себя.
— Вставай! — снова крикнул Аж.
«Как же так? Я ведь стою…» — подумал Гором, но тотчас понял, что сидит на земле. Ноги не слушались его.
— Вставай! — долетел до его сознания призыв друга.
Неимоверным усилием Гором поднял голову. Он увидел, как Аж отшвырнул от себя одного ратника, второго… Третьего не успел. Третий с расстояния в несколько шагов нанес другу удар копьем. Длинный копейный наконечник вошел в бок рекрута. Тот пошатнулся, но сумел устоять. Схватил копье, вырвал его из своего тела и, не переворачивая, впечатал конец древка в подбородок ратника.
Потом острая боль рассекла Горома надвое. Последнее, что он увидел, падая с разрубленной шеей, как Аж бросается к нему… И в глаза старшего рекрута Горома втекла чернота.
Тоска, вспыхнувшая в сердце Ажа, оказалась такой непереносимой, что он едва удержался от того, чтобы не прыгнуть на воина, убившего Горома, и не вырвать ему кадык. В последний момент рекрут сдержал руку. Несильный удар ребром ладони по шее — этого было достаточно, чтобы воин лишился чувств.
Аж вразумилеще двоих, первых, которые попались ему под руку. Затем его зажали в кольцо четверо воинов. У одного из них он успел вырвать щит. Этим щитом рекрут оборонялся и наносил удары. Он оглушил двоих, но на их место встали еще трое. Рана в боку резала болью, и от этой боли сбивалось дыхание. Уклоняясь от выпада, он получил мечом плашмя по голове. Кровь, хлынувшая из рассеченного лба, тут же залила глаза.
Силы покидали Ажа. И в душе его стал подниматься страх. Это не был банальный страх смерти. Это было нечто другое… Рекрут вдруг ясно ощутил: он один, один в кругу врагов, которых становится все больше. И как бы быстро он ни двигался, как бы точно ни бил — ему не вырваться из гибельного этого кольца. Страх приказывал ему сменить тактику. Бить по-другому, наверняка, насмерть, защищать себя, свою жизнь… Чувство это не подчинялось разуму, оно было темным, звериным, яростным, рвавшимся откуда-то из глубин его подсознания. Оно пожирало разум.
Аж закричал — чтобы хоть как-то вернуть себе себя. Он всадил край щита в солнечное сплетение тому, кто был ближе к нему. Резко развернувшись, сбил с ног еще кого-то, с таким прицелом, чтобы тот упал под ноги своих товарищей. Отточенный клинок полоснул по бедру его здоровой ноги. Аж чуть не упал, закрылся щитом, по которому прогрохотало сразу несколько мощных ударов…
А потом его вздернули на ноги. Кто-то, забрызганный кровью, с двумя длинными резаными ранами на груди, встал рядом с ним. Аж с трудом узнал в этом человеке, сжимавшем в руке деревянные ножны, старшего рекрута Якоба.
— Присматривай… за моей спиной… — задыхаясь, прохрипел Якоб и прыгнул в сторону, чтобы утихомирить ударом ножен по голове гаэлонского ополченца, явно обезумевшего от ужасов кровавой круговерти — кидавшегося с топором то на своих, то на марборнийцев.
— Где Барац? — спросил Аж, поднимая свой щит.
Якоб мотнул головой куда-то себе за спину. Посмотрев туда, Полторы Ноги увидел Бараца. Он лежал, раскинув руки, среди трупов и бесчувственных тел. Два копья со сломанными древками торчали из его груди. Кроме того, у Бараца был вспорот живот, откуда сизым месивом свешивались кишки. Старшего рекрута Бараца подняли на копья — надо думать, уже когда он полностью обессилел от страшной раны.
— Гляди, вон еще наши! — крикнул Якоб, указывая туда, где трое парней с повязками на головах (когда-то белыми, а теперь черно-багровыми от крови) разбрасывали в разные стороны схватившихся друг с другом гаэлонцев и марборнийцев. — Скорее, туда!
Аж поспешил за Якобом без слов. Ясность разума вернулась к нему. Страх отступил. Гором был мертв — и это нужно было принять. Но Аж Полторы Ноги почему-то не чувствовал себя одиноким, покинутым и незащищенным. Он посмотрел на Якоба и увидел в нем Горома. Он взглянул на тех троих рекрутов — ощутил то же самое.
Капитаны не успели спланировать атаку с должной тщательностью. Сэр Приор требовал выступать немедленно, и не исполнить его приказа было нельзя. Корпуса великого воинства — и пешие, и конные — двинулись к стенам Дарбиона одновременно. Воинские ряды путались в процессе марша. Конница сминала пехотинцев, отряды натыкались друга на друга, капитанам и сотникам то и дело приходилось восстанавливать строй. Продвижение марборнийских отрядов напоминало сплав бревен по бурной порожистой реке пьяным плотовщиком.
Но для сэра Приора, в окружении оруженосцев летевшего на своем коне к Дарбиону, все это не имело большого значения. Сегодня, уже сегодня Дарбион падет! Об этой битве будут слагать легенды! Взять город, который за многие века своего существования ни разу не подвергался позору захвата. Взять в один день, без осады, единственным лихим штурмом.
