Бустамонте набросил черный плащ на колени.
— Давайте отбросим двусмысленности.
— С радостью.
— Я представляю власть на Пао. Посему называюсь Панархом. Что вы на это скажете?
— Скажу, что вы рассуждаете логично. Если вы сейчас приведете ко мне Берана, мы исчезнем с ним вдвоем и оставим вас наслаждаться вашей безграничной властью.
Бустамонте покачал головой:
— Это невозможно.
— Невозможно? Ну, не совсем…
— Это невозможно, если принимать во внимание мои цели. Традиция династического правления на Пао всесильна. Воля народа — чтобы власть наследовал Беран. Он должен умереть, пока весть о смерти Аэлло не вышла за пределы дворца.
Палафокс задумчиво потрогал черную щеточку усов:
— В таком случае, уже поздно.
Бустамонте замер:
— Что вы сказали?
— Вы еще не слышали радиосообщений из Эйльянре? Сейчас как раз звучит объявление.
— Откуда вы это знаете? — требовательно спросил Бустамонте.
— Вот лучшее доказательство моей правоты, — сказал Палафокс, указывая на приемник, вмонтированный в ручку кресла Бустамонте.
Тот дотронулся до рычажка. Из встроенного в стену динамика раздался голос, полный ненатуральной скорби: «Горе Пао! Пао, плачь! Пао, облекись в траур! Великий Аэлло, наш благородный Панарх, умер! Горе, горе, горе! Растерянные и смущенные, глядим мы в печальное небо, и наша надежда, единственная надежда в этот трагический час — это Беран, новый славный Панарх из династии Панасперов! И пусть его царствование будет таким же славным и прочным, как правление великого Аэлло!»
Бустамонте ринулся на Палафокса словно маленький черненький бычок:
— Как просочилась эта весть?
— Я сам передал ее, — отвечал Палафокс легко и беззаботно.
Глаза Бустамонте вспыхнули:
— Когда же вы это сделали? С вас не спускали глаз!
— Мы, Магистры Брейкнесса, умеем прибегать к уловкам.
Голос из динамика гудел монотонно: «Действуя по приказу Панарха Берана, мамароны незамедлительно утопили злодеев. Аюдор Бустамонте служит Берану с чистосердечной преданностью и поможет юному Панарху на первых порах его правления».
Гнев Бустамонте, доселе сдерживаемый, вырвался наружу.
— Думаете, что меня можно остановить таким простеньким фокусом? — Он дал знак мамаронам. — Вы хотели быть вместе с Бераном. И вы будете с ним в жизни, а завтра, с первым лучом солнца — и в смерти.
Стража встала за спиной Палафокса.
— Обыщите этого человека! — закричал Бустамонте. — Осмотрите его хорошенько!
Стражи с минуту обыскивали Палафокса. Они буквально обнюхали каждую складку одежды, обхлопывали и прощупывали Мага, без всякого уважения к его достоинству. Но ничего не было обнаружено — ни инструмента, ни оружия, ни вообще какого бы то ни было приспособления. Бустамонте наблюдал за этой сценой с бесстыдным наслаждением, и, казалось, огорчился, когда обыск не дал результата.
— Как же так? — спросил он подозрительно. — Вы, Брейкнесский Маг! Где же ваши волшебные чудо-приспособления, таинственные и безотказные?
Палафокс, безропотно и равнодушно позволявший обыскивать себя, ответил любезно:
— Увы, Бустамонте, я не уполномочен отвечать на ваши вопросы.
Бустамонте грубо рассмеялся, повернулся к стражникам:
— Препроводите его в тюрьму.
Нейтралоиды скрутили Палафоксу руки.
— Еще только одно слово, — сказал Палафокс. — Поскольку на Пао вы меня больше не увидите.
— Уж в этом-то я уверен, — согласился Бустамонте.
— Я прибыл сюда по воле Аэлло, дабы обсудить возможную сделку.
— Подлая миссия! — вскричал Бустамонте.
— О, лишь обмен излишками к обоюдной выгоде, — сказал Палафокс. — Моя мудрость — ваши люди.
— Не темните, у меня нет времени! — Бустамонте нетерпеливо махнул стражникам, те подтолкнули Палафокса к дверям. Палафокс сделал неуловимое резкое движение. Стражники вскрикнули и отпрянули.
— Что такое! — вскричал Бустамонте.
— Он горит! Он испускает пламя!
Палафокс продолжал своим спокойным голосом:
— Как я уже сказал, мы никогда больше не повстречаемся с вами на Пао. Но я еще понадоблюсь вам, и предложение Аэлло покажется вам вполне разумным. Тогда вы сами прибудете на Брейкнесс.
Он отвесил Бустамонте поклон, повернулся к стражникам:
— Ну, а теперь пойдем.
Беран сидел, уперев подбородок в подоконник, и глядел в ночь. Видна была лишь фосфоресцирующая полоса прибоя да ледяные сгустки мерцающих звезд — больше ничего.
Комната располагалась высоко в башне, она была очень мрачна и уныла. Стены голые и неприятные на ощупь, окно забрано тяжелой решеткой, дверь настолько плотно пригнана к проему, что не оставлено даже маленькой щелочки. Беран знал, что это — тюремная камера.
Снизу послышался слабый звук — приглушенный и сиплый смешок нейтралоида. Беран был уверен, что смеются над ним, над злосчастным концом его земного существования. Слезы подступили к глазам, но, как и все паонитские дети, он более никаких эмоций не обнаружил.
Теперь звук послышался уже у самых дверей. Щелкнул замок, дверь раздвинулась. В проеме стояли Лорд Палафокс и два нейтралоида.
Беран с надеждой шагнул вперед, но что-то насторожило его, приковало к месту. Нейтралоиды втолкнули Палафокса в комнату. Дверь скрипнула, закрываясь. Беран остался стоять посреди камеры, совершенно упав духом.
Палафокс оглядел темницу, словно оценивая ситуацию. Он приложил ухо к двери, прислушался, затем тремя быстрыми, кошачьими прыжками приблизился к окну и выглянул. Ничего не было видно — лишь звезды да прибой.
Маг прикоснулся языком к внутренней стороне щеки, и в самом ухе у него зазвучал голос, читающий объявления в Эйльянре. Голос говорил взволнованно: «Получены известия от Аюдора Перголаи Бустамонте. Во время предательского нападения на Панарха Аэлло также ранен и Наследник. Маловероятно, что он выживет. Но самые опытные врачи Пао неустанно при нем. Аюдор Бустамонте просит всех объединиться в едином порыве надежды на благополучный исход».
Вторым касанием языка Палафокс выключил звук. Он поманил Берана — тот сделал шаг навстречу Палафоксу. Маг наклонился к уху мальчика и зашептал:
— Мы в опасности. И нас подслушивают — каждое наше слово. Не разговаривай — лишь следи за мной и действуй быстро по моему сигналу.
Беран кивнул. Палафокс осмотрел комнату уже более внимательно. В то время как он осматривался, одна из секций двери стала прозрачной: сквозь нее глядел глаз. В приступе внезапного раздражения Палафокс поднял руку, но сдержался. Через минуту глаз исчез и дверь снова стала непроницаемой.
