— Кажется, у тебя привычка держать под боком выдержанный алкоголь, — заметил Откровение.
— Пережитки бурной молодости. Тогда я любил выпить лишнего, если ты понимаешь, о чем я.
— Понимаю. Мне доводилось встречать многих, кому это пристрастие разрушило жизнь.
Урия отпил еще, на этот раз маленьким глотком, и сделал паузу, восхищаясь густым вкусом.
— Ты сказал, что хочешь узнать о Гадуаре? — наконец проговорил он.
— Если ты готов к рассказу и действительно хочешь этого, то да.
Урия вздохнул:
— Хочу, да. Но готов ли я… Что ж, вот как раз и выясним.
— Тогда при Гадуаре выдался кровавый день, — сказал Откровение. — Всем, кто был там, пришлось нелегко.
Урия покачал головой.
— Зрение у меня уже не то, что раньше, но я вижу, что ты слишком молод, чтобы помнить тот день. Сражение произошло еще до твоего рождения.
— Поверь мне, — возразил Откровение. — Я знаю все про Гадуаре.
От слов Откровения по спине священника пробежал холодок, и, встретившись взглядом с гостем, Урия увидел в его глазах такое бремя знаний и опыта, что ему стало стыдно за предыдущий спор.
Но вот Откровение поставил бокал на стол, и наваждение прошло.
— Вначале мне придется немного рассказать о себе, — заговорил Урия. — Каким я был в те времена, и как получилось, что на поле битвы при Гадуаре я обрел Бога. Если ты, конечно, не против выслушать мою историю…
— Конечно же, нет. Расскажи мне то, что считаешь нужным.
Урия сделал глоток и продолжил:
— Я родился в городе у подножия горы, на которой стоит церковь. Было это почти восемьдесят лет назад; я был младшим сыном в семье местного лорда. Моему роду удалось пережить последние годы Старой Ночи и при этом сохранить большую часть фамильного богатства: моим предкам принадлежали все земли в округе, начиная от этой горы и до моста, соединяющего остров с материком. Жаль, я не могу сказать, что в детстве со мной плохо обращались, — это бы объяснило, почему я стал тем, кем стал; но это было бы неправдой. Семья потакала всем моим прихотям, и я вырос испорченным баловнем со склонностью к выпивке, разгулу и дерзостям. — Урия вздохнул. — Теперь-то я понимаю, каким мерзавцем я был, но таков удел всех стариков: вспоминать себя в молодости и слишком поздно с сожалением осознавать все совершенные ошибки. Как бы то ни было, в пылу подросткового бунтарства я решил попутешествовать по миру и увидеть те его уголки, что еще сохранили свободу после того, как по планете прошел Император. Столько стран уже признали его власть, но я был полон решимости найти последний клочок земли, еще не оказавшийся под пятой его армий грома и молнии.
— Судя по твоим словам, Император был настоящим тираном, — сказал Откровение. — Он положил конец войнам, грозившим уничтожить планету, и сверг десятки тиранов и деспотов. Без вмешательства его армий человечество впало бы в анархию и уничтожило само себя за одно поколение.
— Да, но, может быть, это было бы и к лучшему, — ответил Урия, отпивая из бокала. — Может быть, вселенная решила, что мы упустили свой шанс и наше время истекло.
— Чушь. Вселенной нет никакого дела до нас и наших поступков. Мы сами творим свою судьбу.
— К этой философской мысли мы, без сомнения, еще вернемся, но я рассказывал тебе о своей юности…
— Да, конечно, — согласился Откровение. — Продолжай.
— Спасибо. Итак, после того, как я объявил о своем решении отправиться в путешествие, отец любезно обеспечил мне щедрое содержание и снабдил свитой гвардейцев, призванных защищать меня в пути. Я покинул дом тем же днем, пересек серебряный мост четыре дня спустя и ступил на землю, которая оживала после войны и уже начинала процветать благодаря работе, обеспеченной приказами Императора. Молоты ковали пластины доспехов, фабрики, почерневшие от сажи, штамповали оружие, и целые города швей шили униформу для его армий. Перебравшись в Европу, я странствовал по континенту, предаваясь разгулу, и повсюду я видел его знамена с изображением орла. В каждом городе, в каждой деревне я видел, как люди возносят хвалу Императору и его могучим громовым гигантам; но их слова казались неискренними, как будто их благодарность была видимостью, вызванной страхом. Однажды, еще ребенком, я видел одну из армий гигантов Императора, но именно тогда я впервые увидел их уже после того, как покорение закончилось.
Урии внезапно стало тяжело дышать: он вспомнил лицо воина, склонившегося, чтобы рассмотреть его поближе, как будто он был меньше чем насекомое.
— Я пьянствовал и развратничал по всему Талийскому полуострову, и вот однажды я оказался рядом с гарнизоном суперсолдат Императора, разместившимся в разрушенной крепости на утесе. Конечно же, из-за своей романтической, бунтарской натуры я не удержался и стал дразнить их. Сейчас я с дрожью думаю о чудовищной опасности, которой себя подверг. Я кричал на них, обзывал уродами и прислужниками кровожадного, деспотичного монстра, единственной целью которого было порабощение человечества в угоду собственному тщеславию. Я перефразировал высказывания Сейтона и Галлиема[4] — даже не представляю, как я смог вспомнить слова классиков, будучи настолько в подпитии. Мне казалось, что мои речи – верх разумности, но вот один из гигантов вышел из строя и приблизился ко мне. Как я уже говорил, я был в стельку пьян, и меня переполняло то чувство неуязвимости, которое присуще только пьяницам и дуракам. Воин был огромным, массивнее, чем человеку дозволено быть природой. Его мощное тело было облачено в тяжелую силовую броню, защищавшую грудь и руки и, как мне показалось, делавшую их до нелепого большими.
— В древности воины предпочитали сражаться один на один в рукопашном бою, а не пользоваться дальнобойным оружием, — пояснил Откровение. — В таких поединках решающей была как раз сила мускулов груди и рук.
— О, тогда понятно, — сказал Урия. — Итак, он подошел ко мне и поднял со стула, опрокинув мой кубок и приведя меня в ярость. Я колотил по его доспехам, в кровь сбил кулаки о нагрудник, но воин только смеялся надо мной. Я заорал, требуя, чтобы он отпустил меня, и он отпустил – сбросил меня с обрыва в море, предварительно велев заткнуться. Когда я поднялся обратно в деревню, они уже ушли, но во мне осталась ненависть, какой мне еще не доводилось испытывать. Глупо, я знаю, ведь я сам нарывался, и рано или поздно кто-то должен был поставить меня на место.
— И куда же ты отправился после Талии? — спросил Откровение.
— В разные места, — ответил Урия. — Многое уже забылось из тех лет, ведь тогда большую часть времени я был пьян. Я помню, что пересек на песчаном скиммере наполненную пылью впадину, в которую превратилось Средиземное море, затем путешествовал по бесплодной земле конклавов Нордафрики, которую Шанг Хал превратил в пустыню из пепла. Все поселения, что встречались на моем пути, почитали Императора, и потому я отправился дальше, на восток, чтобы увидеть обломки Урша и павшие бастионы Нартана Дума. Но даже в столь удаленных местах, по праву считавшихся самыми пустынными уголками мира, я все равно встречал тех, кто возносил хвалу Императору и его генетически модифицированным солдатам. Я не мог найти этому объяснения. Разве эти люди не видели, что на смену одному тирану пришел другой?
