– Вроде на вид тут все мирно, – сказал Велга, закуривая – но должен вам сообщить, что мы со Стихарем слышали сегодня ночью автоматную и пистолетную стрельбу. Далеко, правда, но слышали.
– И сирену, – добавил Валерка.
Остальные молча глядели на них, ожидая продолжения. Малышев сел.
– И что это может означать? – задумчиво осведомился неизвестно у кого Шнайдер.
– Только одно, – пояснил Велга. – Расслабляться рано. Нужно держаться вместе и добывать информацию, – он посмотрел на часы. – Десять сорок две. Скоро наш Коля подъехать должен. Если не обманет, конечно.
– Не обманет, – сказала Аня. – Он уже едет. Через пару минут будет здесь.
Велга только покосился на девушку и ничего не сказал. В необычных и разнообразных способностях юной колдуньи они уже успели убедиться не раз.
– О! – прогудел Малышев, глядя куда-то за спину лейтенанта. – По-моему, это он.
Это, действительно, оказался, Николай, которого отряд встретил радостно, словно старого доброго знакомого. Он передал Велге лист бумаги с записанным на нем адресом дома, ключи и деньги.
– Мне сегодня необходимо уезжать, – с виноватым видом объяснил водитель, – поэтому я не смогу вас проводить до дома. Но вы и сами доберетесь, тут недалеко. Когда вас выписывают?
– Завтра-послезавтра, – сказал Александр. – Слушай, Коля, ты не знаешь, что за стрельба ночью в городе была?
– Стрельба? – удивился Николай. – Да в городе чуть ли не каждую ночь стрельба. Да и днем тоже… бывает. Банды чего-то не поделили, наверное. Или банк кто-то попытался ограбить. Я вообще-то не слышал, спал.
– Банды, – пробормотал Валерка Стихарь. – Ни хрена себе….
– Обычное дело, – пожал плечами Коля. – Кто-то на Полигоне свою дурь выплескивает, кто-то в бандах. Кому что, в общем. Но Полигон, конечно, круче. Там оружие и пули настоящие, а не парализаторы с иглами, как в городе. Даже, говорят, неоднократно бывали случаи на Полигоне, когда врачи не могли ничего сделать, и человек умирал от ран, – и он выжидающе оглядел присутствующих.
Присутствующие переглянулись и промолчали.
– Слухи, наверное, – вздохнул Николай. – Ну ладно. Желаю, как говорится, скорейшего выздоровления, а мне пора. Дорога ждет. Я вам позвоню послезавтра, хорошо?
– Звони, – улыбнулся Велга и протянул руку. – И спасибо тебе.
– Да не за что, – смутился Николай, пожал всем руки и полез в автобус.
– Кто-нибудь что-нибудь понимает? – спросил Велга, когда автобус скрылся за поворотом. – Лично я пока нет.
– Полигон, банды, парализаторы какие-то с иглами – почесал в затылке Стихарь. – В интересное местечко мы попали, однако.
– Я, например, – сказал Майер, – очень хорошо понимаю, как можно умереть от ран. Но не наоборот.
– Например, если в лоб попал танковый снаряд, – подсказал рыжий Шнайдер.
– И при этом отчего-то не срикошетил, – добавил Валерка.
– Да что там снаряд, – пожал плечами Малышев. – Обыкновенной пули достаточно.
– Не скажи, – возразил Шнайдер. – Я был свидетелем тому, как человеку в голову попала пуля, и он при этом выжил.
– Ну, если по касательной…
– Не по касательной.
– Не знаю, не знаю…
– Курт прав, – сказала Аня. – Вы просто не догадываетесь обо всех возможностях человеческого организма. Но вот если, действительно, снаряд в голову…. Разве что они каким-то образом научились полностью записывать и сохранять конкретную человеческую личность?
– Это как? – поразился Майер.
– Ну, все воспоминания, знания, умения. Все, что составляет разумную сущность человека.
– Ага, – подхватил неугомонный Стихарь. – А потом выращивают новую голову и туда впихивают запись, да?
– А почему бы и нет? Помню я читала в одном фантастическом романе…
– Фантастика! – фыркнул Майер. – Тоже мне литература, говна-пирога. Сплошная брехня!
– Не скажи, – улыбнулся Велга. – Если подходить с такой точки зрения, то вообще вся литература – это сплошная брехня.
– Это как? – второй раз за минуту поразился Майер.
– Про художественный вымысел что-нибудь слышал? – осведомился Стихарь.
– Ну.
– Вот тебе и ну.
– Постойте, – сказал Малышев. – О литературе потом спорить будем. Ты вот, Аня, вроде как и колдунья, и целительница, а простых вещей не учитываешь. Наверное, всякие там воспоминания и знания можно записать. А как, скажи, можно сделать копию с души человеческой?
– А при чем тут душа? – спросил Велга.
– Нет, Саша, – покачала головой Аня. – Я действительно как-то не подумала. Получается, что если можно сделать копию человеческой души, то теоретически можно сделать и копию Бога. Так, Миша?
– Так, – серьезно сказал Малышев.
– Ни хрена себе! – восхитился дерзкий Стихарь. – Копия Бога. А в этом что-то есть!
– Богохульники… – пробормотал Майер и мелко перекрестился.
– Вы как хотите, – сказал Шнайдер, – а мне что-то от всех этих умных разговоров жрать захотелось.
– Это не от разговоров, – объяснила Аня. – Это просто реакция организма на отсутствие экстремальных обстоятельств.
– Эск… эктрс… – попытался повторить Курт и сплюнул. – Я же говорю: от умных разговоров!
– Правильно, Курт, – поддержал Шнайдера Стихарь. – Солдату в любых обстоятельствах пожрать лишний раз не помешает. Тем более на хяляву. Вы как, товарищ лейтенант?
– А что, – потянулся всем телом Велга. – Самое правильное предложение, которое я услышал за последние десять минут. Только я бы еще потом и поспал!
Выехав с территории больничного парка, Николай Боровиков, член тайной организации «Восход», остановил автобус. Ему нужно было подумать. Думать же о серьезных вещах и одновременно крутить баранку автобуса Николай не любил и всегда, если позволяло время и обстоятельства, предпочитал в таких случаях останавливаться. Конечно, можно было переключить машину на управление компьютером, но Боровиков, как, впрочем, и многие другие водители, не особо доверял электронике и не пользовался ею без крайней на то необходимости. Статистика несчастных случаев была бесстрастной и неумолимой: количество аварий из-за сбоя в компьютерах наземного транспорта превышало количество аварий, допущенных по вине настоящего живого водителя.
Не намного, но превышало.
Отсюда, с холма, на котором раскинулся больничный парк, был хорошо виден Город. Вот он – протяни руку и дотянешься до серых, белых и цветных громад его зданий, до шпилей и колоколен его церквей, до пятилапой изящной башни древнего Телецентра и серебристой полоски реки.
Не отвлекаясь на всякие там предместья, сады, поля и промышленные зоны, Город вырастал сразу в каком-то километре от Николая. И, как всегда, завораживал его взгляд. У него не было названия, как, впрочем, и у всех его почти точных и немногочисленных повторений на планете. Когда нужно было обозначить это место, говорили просто: «Город». С прописной буквы. И все. И не важно, где он был расположен – в Евразии, в Америке или в Австралии. Городом он звался везде. Николай знал, что раньше, еще каких-то пару-тройку сотен лет назад, на планете были тысячи городов. Больших и маленьких. Красивых и безобразных. Шумных и относительно спокойных. Разных. Некоторые из них – точнее, малые части некоторых из них – даже сохранили и законсервировали в качестве музеев. Когда Коля Боровиков еще учился в Школе, он несколько раз побывал со школьными экскурсиями в таких городах – музеях: Москве, Риме, Токио, Нью-Йорке[1].
