Хорошо, что Мика не видит моего лица. Я растеряна. Не знаю, что и думать. Может, мне лишь показалось, что заключенный смотрел именно на меня? Что его послание предназначалось мне? Или же он мог спутать меня с кем-нибудь – он ведь смотрел на меня так, словно знал очень давно, словно я важный для него человек. Но я точно не встречала его прежде.
Все знают в лицо большинство представителей Нулевого поколения. Тех, кто благодаря защите не подвергся воздействию процина и не стал силентом, в Свободном Арголисе не так уж и много, не больше полусотни. Среди Нулевого поколения есть не только ученые научного центра, но и родители. Когда распределялись оставшиеся средства защиты, их получили те, кто обладал навыками, которые могли бы пригодиться на новом месте.
– Интересно, что он сделал? Как ты думаешь, Арника? – Мика поворачивается ко мне, поправляя эмблему на своей форме медсестры.
– Разве об этом не сказали? – Рассматривая заключенного, я отвлеклась и прослушала окончание речи Министра, в котором он должен был объявить обвинение.
Микелина хмурится, качая головой.
– Назвали малодушным, обвинили в преступлениях против Свободного Арголиса, и все. Кстати, ты заметила? Процина было слишком много, малодушный сразу стал задыхаться. И народу собралось намного больше, чем обычно, даже детей привели… – Она умолкает, разглаживая складки на форме, а я вновь возвращаюсь к своим мыслям.
Может, мне следует пойти в полицейское отделение Корпуса, в Справедливость? И что я там скажу? Этот плохой человек смотрел на меня и улыбался? Интуиция шепчет мне, что не стоит этого делать, что произошедшее нужно оставить в тайне. Но что будет, если я промолчу, а потом воспоминание об этом эпизоде всплывет в памяти в присутствии профайлера? Сокрытие информации о малодушных, да что там, вообще сокрытие любой информации – это уже нарушение закона. «Попытаетесь что-либо утаить от профайлера – это будет расценено как сопротивление Справедливости», – так говорят на каждом допросе.
Тайны для нас слишком большая роскошь.
Мой взгляд падает на небольшую фотографию в незатейливой рамке на столе у Мики. Гаспар, я и Микелина на осеннем празднике в прошлом году.
Сразу бросается в глаза, что Гаспар и Мика брат и сестра: у обоих смуглая оливковая кожа, темные, почти черные волосы и карие глаза. Я стою между ними, и на их фоне выгляжу совсем… блеклой. Вспоминаю, как в тот праздничный день Мика билась с моими тонкими и непослушными русыми волосами, пытаясь уложить их хоть в какое-то подобие прически.
Я слышу, как Мика что-то роняет, пытаясь достать коробку с верхней полки шкафа. Наконец ей это удается, и она вытаскивает из коробки настоящее сокровище.
– Туфли. На каблуках. На дежурство, – замечаю я вслух, наблюдая за тем, как она бережно затягивает ремешки. – Ты для кого так прихорашиваешься?
– У нас на уровне сегодня проверка лечебных модулей. Из Корпуса придет их главный доктор, Константин. – Микелина в сотый раз поправляет волосы и мечтательно улыбается. – Все медсестры в восторге от него, ты бы его видела, Арника! Иногда я даже подумываю согласиться на перевод в Корпус, но… – Она вздыхает. Мика хорошая медсестра, и Корпус уже давно ее приметил, но она не хочет оставлять Гаспара.
– Ты слишком хороша для них, – улыбаюсь я.
Микелина смеется вместо ответа, а затем становится серьезной.
– Ты ведь присмотришь сегодня за моим братом? Не хочу, чтобы Гаспар много времени проводил в общем блоке силентов.
– Что-то не так?
Мика хмурится.
– Другие силенты… Он все меньше и меньше похож на них, ты заметила? – Ее лицо проясняется. – Сегодня в столовой я смотрела на твою группу. Ты меняешь своих силентов, Арника. Они… Они выглядят живее. Особенно Гаспар. Он улыбается мне, представляешь? Легко, едва заметно – но он улыбается, я вижу это! И еще знаешь, в последнее время мне стало казаться… – Она глубоко вдыхает, затем продолжает: – Мне стало казаться, что я вот-вот услышу его голос.
– Мика… – Даже не знаю, что сказать ей сейчас.
Она делает шаг ко мне, всматриваясь в мои глаза.
– Гаспар… Ваши тренировки идут ему на пользу. Благодаря тебе он словно… просыпается. Поэтому я прошу тебя… Продолжай в том же духе, потому что это ему помогает.
Я обнимаю Микелину. Кажется, что она готова расплакаться.
– Тогда приготовься сводить синяки.
* * *
Обычно я иду впереди, а Гаспар следует за мной. Сегодня он обходит меня и оборачивается: догоняй. Принимаю вызов и ускоряю шаг. Так, обгоняя друг друга по очереди, мы добираемся до оранжереи в восточном атриуме.
В бункере, который мы называем Свободным Арголисом, оранжерея – мое самое любимое место. Оранжерея намного просторнее, чем Просвет, хотя и занимает меньшее количество уровней. На потолке размещены световые панели, которые заменяют растениям солнце.
Я глубоко вдыхаю и закрываю глаза. Здесь просто потрясающий воздух. Такой чистый, такой свежий… И легкий запах цветов. Мы с силентами иногда работаем здесь, пару дней в месяц. Будь моя воля, мы бы все время проводили только в оранжерее. Я вижу, как они меняются здесь, среди цветов и деревьев. Думаю, это место напоминает им о прежней жизни. Сколько бы ни говорили, что у силентов нет воспоминаний, я не верю в эту ерунду.
Когда только стала Смотрителем, я проводила все свое свободное время в Архиве: мне хотелось больше узнать о силентах. Архив создавался задолго до того, как воздух отравил процин, поэтому о силентах там нет ни слова. Но из медицинских книг и журналов я узнала, что вызываемые процином изменения в организме – это разновидность деменции, синдрома, при котором происходит деградация способности мыслить. Я читала о болезнях, сопровождаемых деменцией, и поражалась, насколько их проявления сходны с состоянием силентов – и как много у них различий. Еще я запомнила одну статью, о терапии музыкой: для больных включали музыку, которая им когда-то нравилась, и такие сеансы улучшали их состояние.
Они узнавали музыку – вот что важно!
У силентов есть одна особенность – у них хорошая двигательная память, память тела. Их легко научить выполнять какую-нибудь несложную механическую работу. Но благодаря Гаспару я обнаружила нечто интересное.
Это произошло случайно, еще когда я только начала работать с силентами. Мы убирали опавшую листву в оранжерее. В руках у силентов были безопасные грабли, и мы с моей напарницей позволили себе немного расслабиться. Один из силентов случайно чуть было не задел Гаспара длинной рукояткой граблей. Тот среагировал мгновенно – и совершенно неожиданно.
Я видела такое только в Корпусе. Когда была маленькой, я жила на другом уровне. Там иногда проходили тренировки рекрутов, и я бегала смотреть на них. Особенно мне нравились спарринги с деревянными шестами – это было похоже на какой-то волшебный танец, за которым я, затаив дыхание, могла наблюдать часами. Поэтому когда Гаспар поставил блок, встав в защитную позицию, я сразу узнала эти движения. Личный профиль Гаспара был поврежден во время Бунта малодушных, но часть информации удалось восстановить, и я узнала, что брат Мики раньше занимался боевыми искусствами. Нашлась даже фотография: юный Гаспар широко улыбается в камеру, поправляя воротник спортивной куртки. На куртке изображен тигр – символ его школы. Увидев снимок, Мика пришла в восторг; в тот же вечер она где-то раздобыла цветные нитки и попробовала вышить на рабочей форме Гаспара тигра. Гаспару понравилось, хоть получилось и не очень похоже.
