Покуда не оказался он в Комплексе, тяжко тут было. Оно и сейчас не мёд, но те времена старожилам, по их же словам, и вспомнить страшно. До чего, говорят, докатились – людоедам нео платили дань мужиками да бабами, откупались таким макаром, чтобы обезьяны подчистую народец не вырезали.
Но вот однажды появились в Комплексе пришлые – бывший кремлёвский дружинник Добрыня и сын его малолетний Нечай (я то бишь). Матушка уже преставилась, а от меня пользы было, как от козла молока. Зато отец развернулся. Сумел сплотить вокруг себя стоящих мужей. Собрал ополчение, стал во главе и разбил нео в пух и прах. Племена, что в здешних краях обитали, едва под корень не вывели. Две-три шайки остались, но и до них ещё руки дойдут.
Покончив с нео, Добрыня занялся другими делами. Укрепил и обустроил Комплекс, наладил дружбу с соседями, ярмарки завёл. Ну, а когда случайно в старинном схроне обнаружили запас крыльев да распознали, что это такое, – ещё и службу ястребков наладил. По его же словам, старому оружию он бы обрадовался больше, а как по мне, оружие в крайнем случае у маркитантов купить можно, пусть и стоит оно баснословно, а вот дельтапланов больше ни у кого нет.
Нас так назвали в честь отважных летунов, которые были героями наряду с защитниками Брестской крепости. И велели быть достойными их памяти!
Воздушный поток послушно нёс меня к Пойменскому. Там мы редко летаем, далековато. Крыло – есть крыло, полёт зависит от многого, не только от того, кто управляет. Не попадется восходящих потоков, и садись непонятно где. А иной раз ветер может занести совсем в другую сторону. Особенно, если опыта маловато.
Так получилось, что среди ястребков я сейчас самый опытный. Потому и назначен командовать целым звеном крыльев, а это три дельтаплана. Случись что с ними – батька с меня как раз три шкуры и сдерёт. Но Господь милостив, покуда справляюсь. Формально же в некоторых случаях я вообще считаюсь старшим над всем крылатым воинством.
Полёт пока что пролетел нормально. Как любит шутить отец – «в штатном режиме». Я от него многим занятным словечкам и оборотам нахватался.
Долго, конечно, фенакодус куда быстрее, даже если не напрягается особо, но если считать все объезды по земле, минуя разные аномалии, то в итоге по воздуху все-таки выигрыш во времени получается.
Внизу ничего особенного. Ни «гнойников», ни кровожадных тварей… Одни руины, но они – пейзаж привычный, хотя порою изменяющийся, когда какая до сих пор стоявшая стена вдруг окончательно заваливается да превращается в груду щебенки.
Тихо и спокойно. Не полёт – прогулка. Будь такая возможность – Варю бы на крыле покатал. Она девка не из пугливых. Ничего не боится. Только крыло не выдержит двоих.
Но чем ближе Пойменское, тем тревожней у меня на душе. То ли дядька Аким накрутил, то ли сам научился чувствовать. Ещё и чем-то неприятным потянуло в воздухе. Сначала чуть-чуть, потом сильнее и сильнее.
Я перестал сомневаться, ведь характерный запах гари ни с чем не перепутаешь. Сердце тревожно забилось, не предвещая ничего хорошего.
Чем ближе подлетал к Пойменскому, тем окончательно становилось ясно: деревни больше нет. Всё, что осталось, – одно пепелище.
Неведомый враг спалил всё дотла, а жители деревни приняли мученическую смерть, чему стали свидетельством мёртвые тела, сваленные в одну кучу.
Трупы я видел, и не раз. Всякого насмотрелся. Только от этого не легче.
Говорят, человек привыкает ко всему. Но, глядя с высоты на пирамиду из тел, я понял, что это не так. Есть вещи, привыкнуть к которым невозможно. Иначе перестаёшь быть человеком, превращаешься в животное.
А в голове будто молния сверкнула, заставляя сердце биться словно сумасшедшее: в груде мертвецов лежит труп той, с которой мне довелось провести ночь во время прошлой ярмарки. Пусть между нами не было даже намёка на любовь, но я помнил теплоту её губ, то, какими ласками она одаривала меня.
Это осталось в прошлом и не вернётся никогда! Она где-то внизу, погребена под другими телами. Молодая красивая девушка, не сделавшая никому плохого…
Кровь ударила мне в лицо. Хотелось рвать и метать, убивать сволочей, сотворивших это! Карать гадов, наслаждаться их смертью! Только слово «месть» свербело у меня в мозгу.
Ненавижу! Готов голыми руками рвать на части убийц! Плевать, что будет потом. Сейчас главное – это месть, и я не готов дожидаться, когда это блюдо остынет.
Огромным усилием удалось взять себя в руки.
Убийц накажем, обязательно накажем! Пепелище свежее, всё случилось сравнительно недавно. Судя по всему, далеко уйти они не могли. Даже верхом.
Осталось только разыскать их. Что будет дальше, я не знал, но странная уверенность охватила меня целиком. Я понял – ни одна сволочь не уйдёт безнаказанной, кем бы она ни была: человеком, мутантом или машиной. Возмездие настигнет всех, и никакой пощады! Кровь за кровь!
Я поднялся едва не к самым облакам. Конечно, преувеличение, не попалось мне такого восходящего потока, да и что бы я увидел с подобных высот? Но небо что-то делает с человеком, унося ввысь, настраивает и мысли на особый, возвышенный лад.
До поры до времени убийцам ни к чему знать о моём присутствии, а глаз у меня острый и на слух грех жаловаться. Иначе в ястребки б не попал.
Особых деталей сверху было не разглядеть, только развалины да всевозможные заросли, так ведь подробности мне и не нужны. Необходима общая картина: кто, откуда?
Наверху холодно, утеплённая одежда помогала слабо, но мне было плевать на продрогшее тело. Жар мести гнал меня вперёд.
Кто бы тут ни был, он не мог спрятать свои следы, и скоро я в этом убедился.
Пойменское атаковали с ходу, взяв с лихого кавалерийского наскока. Это были всадники на фенакодусах, много всадников. А жители почему-то вместо того, чтобы отбить атаку, – открыли ворота. Такая картинка, созданная из предположений и следов, которые я сумел разглядеть с высоты, выстраивалась у меня в голове.
Ну не было это похоже на отражение штурма! Стрелами-то противника еще как проредить можно! Я нарочно снизился и несколько раз пролетел почти на бреющем, чтобы оставался небольшой запас высоты. Этакий компромисс между желанием разглядеть побольше и разумными требованиями безопасности. Если сяду, то взлететь уже не смогу.
Почему? Пойменские не были самоубийцами. Наоборот, они умели дать отпор. Хорошо, что отец быстро наладил с ними контакт и они стали союзниками. Иначе… войны, может, и не было бы, но крови попортить пойменские бы сумели. Даром, что их едва набиралось две неполных сотни – считая женщин и детей.
Сражение шло внутри деревни. Основное действие разворачивалось именно там. Не было обороны стен, никто не отстреливался из старинных мортир и метательных орудий, установленных на башнях. Значит… ход рассуждений прервался канонадой. Неподалеку шла стрельба. Знакомый сухой треск винтовочных выстрелов и коротких автоматных очередей прерывался громкими хлопками пищалей. Где-то разгорался нешуточный бой.
