Опять эти индейские гены…
И алкоголь не придал ему храбрости, а, напротив, забрал ее последние остатки, и Генри все еще не хотелось возвращаться в свое жилище. Сегодня в экскурсионном центре в Арчиз дежурил Эктор – может быть, стоит заехать туда и немного охладиться? Эктор человек широких взглядов и когда-то принимал участие в этих чертовых обрядах 1980-х[14]. Может, стоит намекнуть ему на голых азиаток просто для того, чтобы проверить его реакцию?
Теперь, имея перед собой цель, Генри с большей уверенностью забрался в джип и направился по шоссе на север. Выехав за пределы города, он полностью сосредоточился на управлении автомобилем, не отрывая глаз от дороги и не глядя в пустыню, потому что не хотел видеть песок. Так он доехал до экскурсионного центра, припарковался и оказался перед зданием и окружающими его скалами. Только тут Генри почувствовал некоторое облегчение.
Беар Флэтс, штат Калифорния
Опилки и деревянные щепки. Запах свежесрубленных деревьев. Аромат леса наполнял городской воздух, и Джолин только теперь поняла, как же она по нему скучала. Он проникал в машину через вентиляцию, несмотря на плотно закрытые окна. Это был теплый, гостеприимный изысканный аромат… родного Дома.
Шоссе изящно огибало новые «Макдоналдс» и магазин, которых еще не было, когда она была здесь три года назад. В центре города на скобяном магазине Сэма Грейди появилась новая вывеска, китайский ресторан перекрасили, и теперь он назывался «Золотой дворец» вместо «Нефритового дворца». Во всем остальном Беар Флэтс, казалось, оставался все таким же: небольшая община в горах, на которую большой внешний мир не оказывал никакого влияния.
И ей это нравилось.
Именно этого она и ждала.
Именно это ей и было нужно.
– Мы что, уже приехали, Ма?
Джолин взглянула на Скайлара, сидевшего на заднем сиденье. Как и всегда, выражение лица ее сына было серьезным, почти торжественным. Он смотрел на нее чистыми печальными глазами, терпеливо ожидая ответа на свой вопрос, и она чуть не расплакалась.
– Мы почти приехали. – Она заставила себя улыбнуться ему. – Мы почти у бабушки.
Когда она покидала Беартс Флэтс, то поклялась, что, если у нее будет ребенок, она ни за что в жизни не позволит воспитывать его или ее в той хаотичной и эмоционально нестабильной атмосфере, в которой воспитывалась сама. Но история повторяется, и вот теперь она возвращается к родным пенатам, разведенная и потерпевшая поражение, вместе со своим сыном, которого последние несколько мучительных лет его жизни превратили из жизнерадостного и счастливого ползунка в не по годам серьезного и печального мальчугана.
Для восьмилетнего ребенка ему пришлось слишком многое пережить.
Самыми тяжелыми были последние шесть месяцев. Они с Фрэнком вцеплялись в горло друг другу, как только оказывались вместе в одном помещении, и хотя она понимала, что на Скайлара подобные проявления постоянной ненависти плохо влияли, и каждый раз после очередной вспышки клялась себе, что больше никогда и ни за что не допустит этого, они с Фрэнком были как лед и пламень, и даже благополучие собственного ребенка не могло их остановить. Иногда Джолин спрашивала себя, что было бы, если б они с Фрэнком работали на разных работах и встречались бы друг с другом по утрам и вечерам так, как это происходит в нормальных семьях; не были бы в этом случае их взаимоотношения другими, и не превратились бы тогда проблемы, которые вызывали у них ненависть, в ничего не значащие случаи, которые вызывали бы только раздражение? Но они оба работали в отделении пограничного патруля в Юме, и различия в их характерах превратились в непреодолимые разногласия из-за стресса, который был непременной частью их работы. Он в значительной степени усугублял все эти проблемы, оказавшиеся совсем не тривиальными. Одни и те же лица, мелькающие перед глазами изо дня в день; привычка ловить людей как рыбу на блесну только для того, чтобы вытащить нескольких человек, вновь и вновь пытающихся нелегально попасть в страну, – все это привело к тому, что она стала симпатизировать иммигрантам, в то время как Фрэнк относился к ним все жестче и жестче. Она помнила их разговор после 11 сентября[15] (Джолин отказывалась использовать сокращение 9/11; тогда Рождество придется называть 12/25, а четвертое июля[16] – 7/4? До чего еще может дойти это сумасшествие с цифрами?). Тогда она сказала Фрэнку, что им повезло, что террористы проникли в страну со стороны Канады. «Ты можешь себе представить, что бы здесь началось, прилети они со стороны Мексики?»
Тогда он в ярости раскричался на нее, говоря о том, что со стороны Мексики в страну проникает в разы больше нелегалов, чем со стороны Канады, и кто вообще знает, какие еще злодеяния планировали эти мерзавцы? И что защита Америки ослаблялась ею самой и ей подобными мягкотелыми личностями. Джолин понимала, что в этом была изрядная доля расизма, так же как и у других людей, и именно в тот момент поняла, что Фрэнк оказался не тем человеком, за которого она его принимала.
Но ради Скайлара она продолжала жить с ним, терпя становящиеся все более агрессивными споры и отвечая на пощечины Фрэнка летящими в его голову тарелками. В глубине души Джолин понимала, что все кончено, но не могла заставить себя пойти на окончательный разрыв. А потом она стала осознавать, что ненавидит не только Фрэнка, но и их дом, их друзей, штат Аризона, работу, границу – все в жизни, кроме Скайлара.
Семья в ущелье оказалась последней каплей.
Все произошло в пустынной местности Соноры, далеко от Оранж Пайп и тропы контрабандистов, используемой для доставки наркотиков, которую патрулировал Фрэнк со своими людьми. Джолин сошла с тропы, идя по едва заметному следу, который, как подсказывало ей шестое чувство, мог куда-то привести. В тот момент, когда она увидела то, что показалось ей следом койота, она уже успела нарушить инструкцию, покинув транспортное средство без разрешения, которое должна была запросить по радио. След оказался вовсе не следом койота. А потом она наткнулась на семью. Их было трое – отец, мать и крохотная девчушка, и прятались они на дне ущелья, крепко обнявшись не потому, что им было холодно, а потому, что заснули в объятиях друг друга, да так и не смогли проснуться. По-видимому, трагедия произошла довольно давно – их тела были высохшими, пергаментная кожа жутко морщилась на ясно видимых костях черепов, а выцветшие лохмотья свободно болтались на костях скелетов. Были ясно видны результаты биологической деятельности организма – в этом не было ничего мистического или романтического, сплошная рутинная физиология.
