— Криминальная активность?
Фон Осецки вздохнул.
— К сожалению не снизилась. Ночью на улицу не выйти. Правда, тех, кто попадается, показательно казнят, но это мало кого впечатляет. Жизнь здесь стоит дешево, экселленц, очень дешево.
— Британское влияние?
Фон Осецки рассмеялся.
— Вы шутите, экселленц? Когда старый Трипп выходит немного прогуляться — его совершенно не донимает мошкара. Она просто не выдерживает исходящего от него амбре. Здесь на британцев смотрят как на придурков.
Зайдлер вздохнул.
— Кто у вас отвечает за первый сектор?
— Наухман, — настороженно ответил Фон Осецки, — а что?
— Выгоните его отсюда. Сегодня же. Отправьте его в распоряжение шестого управления, в Берлин — а доктор Ирлмайер с ним разберется, с бездельником.
— В чем дело? — спросил фон Осецки.
— А вот в чем.
Из кейса Зайдлер достал опечатанный сургучом пакет, плюхнул на колени послу.
— Вскрывайте, вскрывайте.
Фон Осецки сломал сургуч. Посмотрел на снимки.
— Вот свинья… где это?
— В порту, вестимо. С такими как Наухман — мы не только не приобретем новых зон влияния. Но и старые растеряем. Еще немного — и эта страна как спелый плод сорвется в руки австро-венграм и англичанам. На этом судне был генерал Анте Младенович — знаете такого…
— Еще бы… вот предатели. Сукины дети!
Зайдлер успокаивающе похлопал молодого посла, чей нынешний пост был только карьерным трамплином на пути в Берлин по плечу.
— Не расстраивайтесь так, мой молодой друг. Для этого мы и сидим в Берлине — чтоб проконтролировать то, что нужно проконтролировать, подсказать, не дать мелким ошибкам превратиться в непоправимые. И здесь все еще можно поправить. Просто не нужно ничего скрывать от нас, хорошо?
— Хорошо — сказал посол, глядя в глаза гестаповцу — я все понял. Что от меня требуется?
Вот и еще один — наш.
— Пока только устроить встречу с молодым вождем. Только и всего, друг мой. Только и всего…
Конвой замедлял ход — по обе стороны уже летели виллы пригородов Могадишо. Сейчас они не стоили и десятой части того, что двадцать лет назад.
Праздновать начали еще при свете дня…
Все было примерно так, как было и тысячу лет назад. Верблюды, длинные столы, ломящиеся от еды, горящие костры, в которые кто-то, перебравший пива и ката уже успел упасть, крики, славословия в адрес именинника. В основном авторитетные боевики и главы родов были в примитивной одежде скотоводов — кочевников. Она очень примитивная — короткая юбка, кожаный ремень, что-то вроде римской туники, но намного короче — это на верхнюю часть тела, плюс шапочка, похожая на ту, какую используют евреи. То тут то там — затевались дикие танцы, кто-то кидал копье, рискуя попасть в своего соплеменника. На одной машине было звукоусилительное оборудование, кто-то врубил его на полную мощность. Играла какая-то простенькая, бессмысленная, на несколько аккордов, лишая последних остатков мозгов тех, у кого они еще оставались. Несколько боевиков затеяли импровизированную гонку на верблюдах, которую пришлось прекратить, потому что верблюд на полном ходу врезался в толпу болельщиков. Все это напоминало смесь традиционных африканских танцев, римских сатурналий и "дня дурака", который праздновался в некоторых европейских городах. Никакой нормальной охраны не было… это было так просто, что даже не верилось.
Как не верилось и в то, что здесь когда-то была одна из житниц Римской Империи, величайшей из всех, какие знало человечество. Разгромленных храмы эпохи цезарей — остались свидетельствами того, как цивилизация может пасть под ударами варварства…
Паломник лежал в одном из таких храмов, в развалинах. Перед ним — стояла винтовка Барретта с термооптическим прицелом и глушителем, та самая, из которой его пытались убить неизвестные несколько лет тому назад. Заложенная в тайник — она дождалась своего нового хозяина и теперь была готова к действию.
Паломник же — сосредоточенно высчитывал поправку. Плюсом было то, что ему не приходилось делать это на скорую руку, времени хватало. Все остальное было минусами. Долгая отсидка в лагере, за время которой он не сделал ни единого выстрела, около двух километров расстояние до цели, на пределе видимости термооптики, почти незнакомая винтовка, которая несколько лет пролежала в земле, сама по себе винтовка не слишком точная, поскольку у нее подвижный ствол, мало того еще и глушитель. Отсутствие баллистического калькулятора, баллистических таблиц именно для этого типа пули, напарника, который мог бы сделать, или хотя бы перепроверить расчеты, ветер, взятый на глазок, восходящие потоки воздуха от костров, причем на завершающем участке полета пули. Ну, в общем — вы поняли.
С помощью обычного, купленного на базаре калькулятора карандаша и обрывка бумаги — Паломник сделал расчеты. С сомнением посмотрел на получившийся результат… что-то ему подсказывало, что получилось не очень правдоподобно. Но и проверить расчеты иначе как выстрелом — он не мог.
Колонна германских машин остановилась у казарм президентской гвардии — элитных черных беретов. После коротких переговоров — перекрывший проход танк взревев дизелем сдал назад. Конвой машин проехал в обширный двор военного городка, построенного итальянцами..
— Я должен что-то узнать перед встречей? — спросил Зайдлер.
Фон Осецки пожал плечами.
— Ничего особенного, экселленц. Этот человек довольно цивилизован, он служил в итальянской армии…
— Это говорит не в его пользу… — заметил Зайдлер, вылезая из машины. Про себя он заметил, что надо менять и Фон Осецки. Молодой засранец с мохнатой лапой наверху, он решил, что его продвижение по карьерной лестнице это само собой разумеющееся, а работу делать не надо, работа сделается сама собой. Тот же доктор Ирлмайер мог говорить минут десять про каждого заметного чиновника Эфиопии, он держал под контролем ситуацию в стране и знал все и обо всех. А тут… распоясались…
Хотя… может быть в нем просто говорит ненависть простого парня из низов, вынужденного добиваться всего самой тяжелой и неблагодарной работой к аристократическому засранцу см красивой фамилией, который почему то считает, что весь мир ему должен. Решать дальнейшую судьбу Фон Осецкого будет в любом случае не он, а как любит говаривать доктор Ирлмайер "в разведывательной работе отбросов не бывает" И в контрразведывательной тоже…
Проверить документы у них не посмели, равно как и обыскать. Это был страх перед белым господином — но в любой стране, заходящейся под контролем настоящей Римской Империи солдат, посмевший не выполнить свои уставные обязанности был бы примерно наказан. В сопровождении нескольких сомалийцев из Гвардии они поднялись на второй этаж, где был рабочий кабинет генерал-полковника Абу Мохаммеда Айдида, фактически правителя страны.
