Да уж, никогда так не ценишь жизнь, каждое ее мгновение, как после смертельно опасного задания, когда сам факт, что ты остался в живых, воспринимаешь как некий вызов судьбе. И все отступает на задний план, все проблемы, которыми озабочены обычные люди, кажутся тебе мелкими и бессмысленными. Ты живешь как бы в разных измерениях с остальным миром и часто смотришь на всех свысока. Лишь иногда в мозг тихо, незаметно, как ядовитая змея, прокрадывается мысль о том, что на самом деле это ты для всех них – мусор. Ты даже не человек, ты – машина для убийства, для которой по определению не должно существовать ни чувств, ни эмоций, ни норм морали. Тебя покупают для того, чтобы ты выполнил работу, о которую другие боятся замараться. Ты сражаешься не за себя, не за высокие идеалы, не за родную планету. Ты сражаешься за деньги.
За деньги… Да уж, я бы мог сколотить приличное состояние, если бы не спускал все подчистую после каждой миссии. Хотя зачем копить стеллары, если завтра тебя может уже не быть в живых? Кому они достанутся, если у тебя нет ни семьи, ни вообще кого-нибудь, кто тебе небезразличен? Кроме твоих ребят, конечно. Но им твои сбережения тоже радости не принесут. Наемники вообще презрительно относятся к деньгам, деньги для нас не больше чем средство к существованию. Когда они есть, мы швыряем их на ветер, когда они заканчиваются, нам не составляет труда достать еще. Если же спросить кого-нибудь из нас, для чего же мы живем, что нас вообще интересует в жизни, то в лучшем случае отделаешься тем, что тебя пошлют к дьяволу. Когда солдат удачи начинает задумываться над смыслом жизни – это уже начало конца.
Видимо, и мне не так уж долго осталось…
Я заказал еще один стакан «ядерного взрыва». Выпил залпом, как и три предыдущих.
– Что горюешь, здоровяк? – осведомился бармен – парень в ярко-красной рубахе и с лысой, как коленка, головой. – Небось из-за девицы тоскуешь?
– Отвали, – вяло отмахнулся я. Меньше всего мне сейчас хочется разговаривать с кем бы то ни было.
– Может, я могу чем-нибудь помочь? – не унимался лысый. – Уж я-то знаю немало способов развеять грусть. У меня много чего припасено, если интересуешься.
Он заговорщически подмигнул.
Да уж, лошадиная доза какой-нибудь местной дряни помогла бы забыться. Но сейчас мне не хочется прибегать к наркотикам. Нужно всерьез поразмыслить над тем, как выпутаться из этой истории, а для этого нужна более или менее ясная голова. Вообще работа головой – не мой конек, но иногда приходится играть и по чужим правилам.
– Ну, так что решил?
– Слушай, я же сказал – отвали! Не зли меня.
– Да уж, тебя-то точно злить не стоит. Ну ладно, если что – обращайся…
Несколько минут я сидел, тупо глазея на пустой стакан в своей руке. В голове уже слегка шумит от выпитого, а мысли все никак не хотят идти в нужном направлении, постоянно скатываются в прошлое…
Лита… Ее вечно смеющиеся зеленые глаза. Светлые волосы, легкие, как дыханье. Нежный голос, которым она даже мое имя умудрялась произносить так, что оно звучало как музыка. Руки, от прикосновения которых дрожь пробирала и сердце заходилось, как во время затяжного прыжка в атмосфере. Лита, такая маленькая и хрупкая, что хотелось заслонить ее своим телом от всего остального мира и хранить в своих объятьях от всех бед. Я тонул в ее глазах, я как завороженный ловил каждое ее слово, я готов был тысячу раз умереть ради нее…
Ведь она любила меня. Тысяча черепогрызов, она ведь действительно любила меня, такого, какой есть, – грубого, старого, неотесанного наемника, чьи руки по плечи в крови, у которого нет ни прошлого, ни будущего. Того, кто всю жизнь привык думать только о себе и который уже давно не верит ни во что, кроме того, что вся жизнь – дерьмо.
Но она перевернула всю мою жизнь. Я поверил, что все может измениться, поверил, что не поздно еще начать все с чистого листа. Мне было наплевать, что Лита годилась мне в дочери, что она была теллурианкой, а я – чистокровным землянином, так что детей у нас быть не могло. В конце концов, единственное, на что я рассчитывал – это несколько лет, проведенных с ней. Я ушел бы сразу, как только почувствовал, что становлюсь обузой или что она охладела ко мне. Единственное, чего я хотел, – это хотя бы немного пожить, чувствуя себя человеком, зная, что есть кто-то, кому ты нужен, кому ты небезразличен. Каждое утро, просыпаясь, видеть рядом с собой ее… Черт возьми, она нужна мне, нужна, как воздух!
Я не знаю, как я пережил эти три года на Альдебаране. Может быть, я не сломался только потому, что не терял надежды снова увидеть Лигу. Мы ведь так мало были вместе, и я сам все испортил. Тысяча черепогрызов, я ведь тогда даже не понимал толком, чем рискую!
Мы с Литой решили, что это будет мое последнее задание. Я пообещал вернуться как можно быстрее. Заплатили мне 250 тысяч стелларов, и по 50 тысяч ребятам. Столько редко удавалось заработать и за три задания. Если бы удалось удачно вложить эти деньги, несколько лет беззаботной жизни нам было бы обеспечено. Арендовали бы небольшое бунгало на берегу Изумрудного океана на Сороре…
Лита долго не соглашалась меня отпускать, но я настоял. Я хотел, чтобы она ни в чем не нуждалась. А теперь… Знает ли она, что со мной произошло? Может, думает, что я погиб? Или ей все же удалось узнать о том, где я был последние три года? Неизвестно еще, что хуже…
Калиас Аль-Кош. Я навсегда запомнил этого мерзкого пучеглазого центаврианина с тонким золотым обручем на лбу, его писклявый голос, жуткий акцент, его привычку постоянно ковыряться в зубах своими тонкими когтистыми пальцами. Он часто снится мне по ночам, и все эти сны в основном сводятся к тому, что я с наслаждением смыкаю пальцы на его тонкой морщинистой шее и откручиваю его уродливую башку от тщедушного тельца…
Стакан хрустнул в моей руке, оцарапав осколками ладонь. Остатки коктейля брызнули в разные стороны, как осколки от гранаты.
– Эй, полегче!
– Ну и набрался!
– Псих какой-то…
– Пойдем-ка лучше отсюда…
Многочисленные реплики доносились до меня будто бы из-под земли. Я повернул голову, и все поплыло перед глазами, размазываясь в одну цветную полосу. Мда-а, недурно вставляет с непривычки. И это всего-то с нескольких «ядерных»?! Стареешь, Грэг…
Я, пошатываясь, встал со стула, держась за стойку, чтобы не потерять равновесие, и еще раз обвел взглядом бар. Все посетители, что находились неподалеку, потихоньку попятились назад. Меня это почему-то развеселило, и я ухмыльнулся, наверное, с весьма дурацким видом. Впрочем, потом я вспомнил о Вэйле и Ковальски, и мне вновь стало не до смеха. Швырнув на стойку несколько банкнот, я поплелся прочь…
