– Странно, – произнес капитан нехарактерное для его лексикона слово с некоторой, опять же, не характерной для него растерянностью, – объект растет в размерах.
Поверх панорамы появилась голограмма объекта, представлявшего собой раскинувшийся на поверхности конус, на глазах превращающийся в трёхлучевую звезду с высоким шпилем в центре. И правда, тут было чему удивиться. Изображение на голограмме постепенно росло, наливаясь в объёмах словно живой организм при ускоренной съёмке натуралиста. Спустя какие-то минуты каждый из лучей простёрся в длину более чем на пять километров, постепенно при этом разрастаясь вширь.
– 'Миранда' произвела передачу на объект, – доложил Еронцев, колдуя у пульта. – Сигнал записан.
– Сигнал кодирован?
– Да. Модуляция совершенно не типичная. И частота на пределе восприятия наших сенсоров.
Я кивнул, понимая, что шансов расколоть код сигнала сию же минуту нет никаких. Если он вообще был этот шанс. Возможностей 'Реликта' вполне хватало для дешифровки коммерческих, частных и полицейских кодов. Но вот с военными и правительственными, к тому же с завидной регулярностью обновляющимися, это было чаще всего невозможно. А этот случай, похоже, из этого ряда.
– Стандартный передатчик так не работает, – предположил я. – Думаю, мы нашли бы много для себя интересного на борту 'Миранды'.
Я видел, что капитан со мной согласен и хотел что-то сказать, но вынужден был отреагировать на резкую смену курса транспортника. 'Реликт' повторил манёвр 'Миранды' и тут началось нечто непонятное. Сигнал чужого корабля начал слабеть, потихоньку затухая, а срочно спроецированная голограмма оптического изображения показывала как 'Миранда' постепенно теряла чёткость очертаний, с каждой секундой становясь все более прозрачной, будто разрывая последние связи с материальным миром.
– Чертовщина, – пальцы Еронцева зачастили по консоли. – Нет, сенсоры работают штатно.
– Не в сенсорах дело. Это с 'Мирандой' что-то не то происходит, – признаться, я не на шутку взволновался, наблюдая всю эту свистопляску. – Она куда-то от нас убегает.
– Убегает? Как? И куда?
– Знать бы. Это всё лунный объект, без него не обошлось.
– И я так думаю. У нас не более минуты в распоряжении. Жду указаний.
– А вот что, Григорий Романович, пощупай-ка нашу беглянку гравилучем. Попробуем её, что ли, притянуть поближе к нам.
Капитан принялся манипулировать пультом, заметив с вдруг просквозившим ожесточением:
– Навернуть бы её гравиударом, 'Миранду' эту. Со всей дури.
– Не стоит, – возразил я, хотя у самого руки чесались покончить с транспортом, не дав чужакам шанса на бегство, куда бы там они ни собрались. Кто их знает эти древние артефакты, вдруг здесь портал в другую галактику или иное время, или, скажем, в загробную жизнь?
'Миранда' тем временем перестала растворяться, застыв в полупрозрачной фазе. Гравитационный луч потихоньку стал тащить её к 'Реликту'. Все ближе и ближе. Но вот корпус транспортника начал прогибаться, потом от него с вальяжной медлительностью отделились и поплыли мелкие обломки. И вот то, что было 'Мирандой' развалилось на дюжину сегментов.
Предчувствуя недоброе, Еронцев поспешил вырубить гравилуч. Но, похоже, было поздно. Изображение на панораме внешнего обзора мигнуло раз-другой и на десяток долгих секунд заволоклось дымкой. И все эти долгие секунды корпус 'Реликта' сотрясала не сильная, но ощутимая дрожь… И вот всё прекратилось. Пропали попахивающие мистикой эффекты, как будто ничего и не было. Но только то, что теперь показывала панорама, заставило нас пережить чувство нереальности происходящего. На панораме исчезли многие звёзды, да что там звёзды(!), пропали многие галактики, туманности, а то, что осталось, выглядело как-то бедновато и сиротливо. Хорошо хоть Темискира с её луной были на месте. А развалившегося на части транспортника тоже не было.
Я молчал, ошарашено посматривая то на панораму, то на капитана, суматошно колдовавшего над пультом. Наконец, Еронцев бросил с ним возиться и, словно отсекая лишнее, махнул рукой.
– Никаких сбоев и неполадок. Не знаю, что и сказать, Пётр Викторович. 'Реликт' совершенно не пострадал.
– Но впечатление такое, что изрядно пострадала окружающая нас вселенная.
– Или мы сейчас в какой-то другой вселенной.
– Вполне допускаю. А вот объект наш никуда не делся, – я показал рукой на маркер на фоне луны. – Да и Темискира изменилась.
С полным спокойствием Еронцев смотрел на панораму. Смотрел с внешним безразличием, как и я. Это была наша общая черта. Общая черта всех ребят, находившихся на борту.
Планета теперь была на две трети обращена к 'Реликту' дневной стороной. И вроде бы ничего в ней странного на первый взгляд не было – все та же чужеродная биосфера, чужие континенты и моря, но в зоне сумерек картина незаметно менялась. И нельзя было сразу понять в чём тут дело, игра воображения или оптический обман. Там, где граница сумерек переходила в ночь, темноту рассвечивали россыпи огоньков. А там, где огоньки, там и промышленная цивилизация.
Со стаканом крепкого ютивгийского чая я пристроился в компенсационном кресле в самом дальнем уголке рубки управления. По старой своей привычке я всегда пристраивался где-нибудь подальше, вот и сейчас мне не хотелось мозолить глаза Еронцеву и своей персоной отвлекать его внимание. Пусть делает своё дело ни на что не отвлекаясь. Мысли мои в это время, странным образом, крутились вокруг чая. Грубоватый стальной стакан, вдетый в массивный, опять же стальной подстаканник с широкой, покрытой натуральным деревом ручкой – вот и вся посуда, что нашлась в вотчине капитана. Давненько я не сталкивался с такой голой функциональностью. А раз кроме стакана ничего не нашлось, то приходиться коротать время, попивая чай, кроме которого, к слову, тоже ничего другого не нашлось. Строго говоря, ютивгийский чай – и не чай вовсе, потому как на означенной Ютивге-3 (ох, уж названьеце у планеты, пусть бог милует!) вместо чайных кустов садили совсем другое – местное растение. Настоящий чай рос на Земле (ну и ещё на паре десятков планет), но меня это никоем образом не оскорбляло. То, что ютивгийцы называли чаем мне нравилось.
Так я и сидел, похлёбывая из стакана да наблюдая за работой Еронцева, со всем усердием исследовавшего наш конфуз.
Давно, ох как давно я не испытывал столь сильной досады. Так давно, что даже порядочно подзабыл каково это, когда на душе бывает так погано от допущенного промаха. Да что там промаха, как бы всё случившееся не вылилось в оглушительное фиаско! Просто форменный провал! И тут даже не дело в том, что я пока совершенно не представлял, как сложатся в дальнейшем наши судьбы, тут дело в 'Реликте'. Потеря такого корабля, к тому же единственного в своём роде, это серьёзный удар по организации. Понимание этого просто жгло что-то внутри. Сознаюсь, судьба собственная, как и судьба моих ребят, волновала меня гораздо меньше, чем судьба организации. Такая я, по-видимому, сволочь, но поделать с собой ничего не мог. И хотя часть моего Я настойчиво нашёптывало, что это ещё не конец и всё ещё можно обратить в свою пользу, где-то глубоко кусалась злость от собственного, в данный момент, бессилия. Временного, конечно же, но бессилия! А ведь как удачно всё складывалось поначалу.
