— Хочешь взглянуть? — Кейн демонстративно поднес к глазам Кима отрубленный палец. — Нет? Ну, как хочешь. Пальцев у тебя еще много.
— Повторяю вопрос, — снова вполз в уши вкрадчивый голос Лейна, — зачем ты сюда приехал? Кто тебя послал сюда?
— Я сам приехал! — простонал Ким сквозь боль, уже понимая, что навсегда потерял палец. — Я говорю правду!
— Брат Кейн…
Клещи сомкнулись на безымянном пальце, Ким задергал рукой, пытаясь освободиться. Бесполезно — отточенные кромки начали смыкаться, Ким снова заорал от невыносимой боли. Все тот же, отдающийся во всем теле хруст — и голос Кейна.
— Два пальца. Продолжать?
— Прижги раны. Он не должен подохнуть раньше времени.
— Да, брат Лейн. Разумеется.
Ким услышал, как что-то стукнуло, затем с характерным хлопком где-то вспыхнуло пламя — именно так загорается газ. Прошло еще несколько секунд, и в пропитанное болью сознание Кима ворвалась новая боль — огненный факел коснулся обрубков пальцев. Ким опять закричал, чувствуя, что не вынесет этого. И хуже всего было то, что спасительное забвение никак не наступало. Не иначе, проклятый шлем и в самом деле не позволял ему отключиться.
Пламя погасло, Ким ощутил витающий в воздухе запах паленого мяса. Его мяса, его плоти. Осознание этого было невыносимым.
— Хорошо, Ким, — произнес Лейн. — Расскажи нам о себе. Кто ты, где родился, кто твои родители? Это ведь не так трудно. Пока ты говоришь, боли не будет, это я тебе обещаю. Говори, Ким…
— Отпустите меня… — простонал Ким.
— Ты не ответил на мой вопрос. Брат Кейн…
— Да, брат Лейн… Только я лучше поработаю с другой рукой.
Ким слышал, как Кейн перешел на другую сторону стола, и тут же почувствовал прикосновение стали к левой руке.
— Я скажу! Я все расскажу! — закричал он. — Я Ким Ремезов, родился на Земле в двадцать девятом году, десятого сентября. Родителей не помню, они погибли в аварии, когда мне было три года. Меня воспитал дядя, дядя Гарольд…
— Уже лучше. Где ты учился?
— Колледж святого Лаврентия. Потом попал в Департамент Наказаний, работал в конвойном отделе. Оттуда был переведен в штат Исполнителей…
— Брат Кейн, да у нас важная птица… — с наигранным удивлением произнес Лейн. — Уж не Департамент ли тебя к нам подослал?
— Нет! Я говорю правду!
— Может быть. И все-таки, брат Кейн, освежи-ка нашему другу память…
— Нет! — заорал Ким, его крик перешел в вопль — Кейн снова сомкнул клещи.
— По крайней мере, на курок ты больше жать не сможешь — ни правой рукой, ни левой, — усмехнулся Кейн, продемонстрировав Киму очередной палец.
Сознание Кима раскалывалось от переполнявшей его боли. Словно в тумане, услышал он хлопок газовой горелки, руку обдало пламенем.
— Аккуратнее, брат Кейн, — недовольно произнес Лейн. — Ты спалишь ему всю руку.
— Так все равно она ему уже ни к чему, — ответил Кейн и сам же рассмеялся над своей остротой.
— И все равно тебе следует быть аккуратнее… Итак, Ким, зачем тебя сюда прислали?
Удивительно, но Ким еще сохранил способность соображать — точнее, это делала та холодная часть его рассудка, которая наблюдала за происходившим со стороны. Да, он говорит им правду — но они не верят. Можно солгать, сказать, что его подослали. Но тогда они будут мучить его до бесконечности, пытаясь докопаться до того, чего на деле не существует. Врать не имеет смысла, ложь только продлит его мучения. Сейчас у него осталось всего одно желание — желание умереть.
— Я говорю правду… Я служил в Департаменте, работал Исполнителем. Потом меня перевели в Отдел Дознаний. Там я убил двух офицеров Департамента, бежал, был объявлен в розыск… Меня поймали, я попал смертником на крейсер «Сарацин». Крейсер был уничтожен мятежниками, нас осталось несколько человек. От одного из них я услышал о вас. Меня искали, но просто прятаться я не хотел. Потому и пришел к вам…
— Это было глупо с твоей стороны. Никто и никогда не приходит к нам сам. Или ты все-таки лжешь?
— Я не лгу… Проверьте, узнайте…
— В этом нет необходимости. Брат Кейн, что скажешь?
— Лжет, собака… Заняться ногами?
— Да, пожалуй…
Кейн отошел, Ким услышал тихое звяканье. Затем Кейн снова приблизился к нему, нагнулся и продемонстрировал хищно блеснувшую отточенными зубьями пилу.
— Замечательная штука, — ласково произнес Кейн, любовно поглаживая полотно пилы. — Любую кость перепилит. Вот увидишь… — Он засмеялся и отошел к ногам Кима. — Начну с правой, если ты не возражаешь…
— Не надо! — завизжал Ким, почувствовав, как острые зубья коснулись его щиколотки. — Пожалуйста, не надо! Не делай этого!!!
— Что значит «не делай», — передразнил его Кейн. — Это моя работа.
Ким отчаянно задергался. Он бился на столе, он кричал и хрипел, пытаясь вырваться. А затем его истошный крик накрыл собой все вокруг — Ким ощутил, как отточенные зубья пилы впились в его ногу.
Боль в его сознании смешалась с ужасом — ужасом диким, животным. Ким чувствовал, как вгрызаются зубья пилы в мышцы и сухожилия, всем телом ощущал страшный глухой звук, с которым отточенная сталь вгрызалась в кость. Затем все кончилось — но боль осталась.
— Брось ее в ящик… — словно сквозь туман донеслись до Кима слова Лейна. Глухие и объемные, они вплывали в сознание цельными глыбами и растворялись в нем, тревожа поселившуюся там боль. Это было неприятно, любое прикосновение к этой боли вызывало ее болезненное напряжение. Слова приходили, но требовалось время, чтобы осознать их смысл. Ким не сразу понял, что речь идет о его ноге. Или о том, что еще недавно было ногой.
— Эй, Ким… Ты еще здесь? — Над прорезью шлема вновь склонилось лицо Кейна. — Не уходи, приятель, мы еще не закончили.
Лицо Кейна исчезло, сквозь пелену слез на глазах Ким различил Лейна.
— Давай договоримся, Ким. Скажи нам, кто тебя послал, и я прекращу твои страдания. Смерть не так страшна, Ким. Ты подружишься с ней. Кто тебя послал, Ким?
— П…По…
— Что? Говори громче, Ким. Я не слышу тебя.
— Пошел ты… — одними губами произнес Ким и закрыл глаза. Ему было уже глубоко безразлично, что с ним будет дальше. И даже боль его уже не беспокоила. Нет, она все еще была здесь. Но он притерпелся к ней, свыкся, ему казалось, что он жил с ней всегда и жизнь эта была невероятно длинной. В какой-то момент Ким вдруг понял, что боль эта даже приносит ему странное, почти патологическое удовольствие.
— Ну и что? — донесся до него голос Кейна. — Заканчиваем?
— Да, пожалуй. Он получил почти пятьсот единиц. Достаточно.
