Невероятно! Этот способ, найденный Кренгом, действительно останавливал войну.
В голосе Кренга послышалось легкое беспокойство, когда он сказал:
— Конечно, это большая привилегия присутствовать в Храме по столь великому поводу, но возможно некоторые из участников слишком плохо уравновешены эмоционально. Не выведет ли их из равновесия близость бога?
— Я уверен, — твердо сказал Госсейн-Ашаргин, — что Спящий Бог лично обо всем позаботится.
Это был почти прямой намек на его план.
Яркий свет скрытых ламп освещал гробницу. Священники выстроились вдоль стен, держа жезлы и знамена из дорогой ткани. Итак, подготовительные мероприятия закончились.
Настал решающий момент, Госсейн-Ашаргин положил руку на рычаг управления искривителя. Прежде чем передвинуть его, он в последний раз огляделся глазами Ашаргина.
Ему не терпелось начать действовать, но он заставил себя изучить окружение.
Возле двери толпились гости. Среди них были священники, возглавляемые Смотрителем Еладжием, облаченным в серебряную с золотом мантию. Его пухлое лицо было хмурым, как будто он не радовался вместе со всеми.
Здесь присутствовали придворные, которых Госсейн знал только поверхностно или же совсем не знал. Ближе стояли Нирена, Патриция и Кренг. Они стояли слишком близко, что было опасным, если Секох применит свою энергию. Но на этот риск приходилось идти. На карту было поставлено все, и возможные опасности отступали на задний план.
Секох стоял перед «гробом» один. Он был голым. Это унизительное положение он сам декретировал несколько лет назад для всех важных церемоний в гробнице, а особенно для тех случаев, когда мантия впоследствии посвящалась почитаемой персоне. Его тело оказалось стройным и крепким. Черные глаза блестели в лихорадочном возбуждении. Вряд ли он заподозрит что-нибудь в таком состоянии, но Госсейн решил не рисковать.
— Благородный Главный Хранитель Спящего Бога, — начал он, — в момент моей телепортации через этот искривитель к тому, что у двери, в гробнице должна быть полная тишина.
— Тишина будет, — обещал Секох, вложив в голос угрозу, адресованную всем присутствующим.
— Хорошо, а теперь... — сказал Госсейн-Ашаргин и нажал рычаг.
Он оказался, как и обещала «во сне» машина, лежащим в саркофаге. Он лежал тихо. Затем послал мысль.
— Искусственный мозг!
— Да? — тут же пришел в его сознание ответ.
— Ты говорил, что отныне мы с тобой можем связываться, когда захотим.
— Правильно. Установленные отношения постоянны.
— Ты еще говорил, что Спящий Бог может проснуться, но быстро умрет.
— Смерть наступит через несколько минут, — был ответ. — Из-за повреждения оборудования железы внутренней секреции атрофировались, и я искусственно поддерживал их функции. Когда эта искусственная поддержка прекратится, мозг начнет разрушаться.
— Как ты думаешь, способно ли тело физически реагировать на мои команды?
— Да. Это тело, как и другие, имеет образец упражнений, разработанных для того, чтобы оно могло функционировать, когда корабль прибудет на место назначения. Госсейн глубоко вздохнул и отдал следующее указание:
— Я собираюсь телепортироваться в кладовку за склепом. Когда я сделаю это, перенеси мое сознание в тело Спящего Бога.
Сначала была только темнота и ощущение, будто его сознание впиталось каким-то поглощающим материалом.
Но он не позволил этому состоянию продолжаться слишком долго. Он знал, что у него мало времени, и отдал первую команду этому телу.
«Вставай!»
Нет. Сначала надо отодвинуть крышку. Действия должны быть последовательными и соответствовать образцу, о котором говорила машина. Сесть и отодвинуть крышку.
Пятно света через приоткрытые глаза и осознание движения. И тут его уши наполнил крик удивления, исторгнутый сотней глоток.
«Я должен сесть. Надо отодвинуть крышку. Толкай сильнее. Сильнее!»
Он чувствовал, что толкает, и что сердце учащенно бьется. Тело пронзила острая боль. Превозмогая ее, он поднялся. Глаза полностью открылись, и он смог видеть. Он увидел расплывчатые фигуры в ярко освещенном помещении.
Он заставлял себя двигаться быстрее, думая в отчаянии: «У этого тела есть только несколько минут».
Он попытался окостеневшей гортанью произнести слова, которые уже сформулировал в своем сознании.
Ему стало интересно, как Секох воспринимает пробуждение своего «бога».
Эффект уже должен быть потрясающим. Эта религия была странной, нездоровой и опасной. Как и древнее поклонение идолам на Земле, она базировалась на отождествлении символов, но в отличие от ее дубликатов где-либо еще во времени и пространстве, ее идол был живым человеческим существом, хотя и лежащим без сознания. Такая религия принималась индивидуумами, пока Спящий Бог оставался на самом деле спящим.
Секох согласился бы и на пробуждение своего бога, уверенный, что тот не допустит ни малейшего сомнения в своем Главном Хранителе.
Проснувшийся бог поднялся перед толпой, указал обвиняющим пальцем на Секоха и произнес:
— Секох... изменник... ты должен умереть!
В этот момент инстинкт самосохранения потребовал от Секоха отказаться от своей веры.
Но он не мог сделать этого. Она слишком глубоко укоренилась в нем. Она соединялась с каждым его нервом.
Он не мог сделать этого и, значит, должен был принять предложенную богом смерть. Но он не мог сделать и этого.
Всю жизнь он рискованно балансировал, как канатоходец, только вместо шеста он использовал слова. Теперь слова оказались в конфликте с реальностью, как если бы человек на канате неожиданно потерял свой шест и начал сильно раскачиваться. С паникой появились опасные и разрушительные стимулы таламуса. На него обрушился жестокий удар. Безумие.
Во все века человеческого существования безумие приходило из-за неразрешенного внутреннего конфликта в сознании миллионов людей. Враждебность к отцу вступала в конфликт с требованием отцовской защиты; привязанность к матери вступала в конфликт с необходимостью расти и становиться независимым; отвращение к работодателю вступало в конфликт с желанием зарабатывать на жизнь. Поначалу всегда было только нездравомыслие, а потом, при невозможности удержать равновесие, наступало спасительное умопомешательство.
Однако первая попытка Секоха избежать конфликта была физической. Его тело стало расплываться и под стон ужаса зрителей превратилось в тень. Перед ними стоял Фолловер.
Госсейн, все еще управляющий нетренированной нервной системой «бога», ожидал этого перевоплощения.
