Так сложилось что отец его впал в длительный сон, и я его заменяю. Я здесь для встречи с неким Ольгердом. Хансон сказал, что дело серьезное… Но у меня есть к тебе просьба.
— Ну?
— Пригляди за моим сыном. С тобой он в надежных руках, — попросила Сольвейг.
— Мне что теперь, всю жизнь быть ему нянькой? — огрызнулась Нима.
— Ты очень меня обяжешь… учитывая, что продлится это не долго.
— Сколько?
— Месяц… может быть два, — всхлипнула могучая дева. — Если он раньше не погибнет в бою.
— Так скоро? — голос эльфийки дрогнул. — И ничего нельзя сделать?
Сольвейг лишь покачала головой.
— Он и так прожил долго, учитывая прогнозы врачей. У него сильная воля. Мой мальчик научился заботиться о себе… и о других. Я этому искренне рада. Но его тело уже на пределе. Лекарства и мои способности лишь продлевают мучения. Даже если бы он их пил вовремя, мало что изменилось бы… — констатировала она, резко померкнув в своем величии.
— Я… ничего не могу обещать, — проговорила Нима. — Но постараюсь быть рядом.
— Большего и не требуется… — облегченно вздохнула Сольвейг.
— Но не думай, что я простила тебе все…
— Ни ты первая, ни ты последняя… Я рада, что мы смогли объяснится. Все сказанное было только для твоих ушей, капитан Нима Лимнис.
— Поняла я, не дура. Хансон знает?
— В общих чертах. У него и так забот хватает. Теперь и ты знаешь. Если вдруг что-то нужно, оружие там, лекарства или снаряжение… не стесняйся, проси напрямую. У Эмбер со мной есть связь.
— Эмбер?! — удивилась Нима.
— Да… — дева слегка смутилась. — У нас с ней, знаешь ли, были общие интересы…
Валькирия прервала разговор и торопливо вернулась к столу. Кузнец, издав тихий стон начал приходить в себя…
Глава 34. Что ты со мной сделал?!
Убедившись, что с ее драгоценным сыночком все будет в порядке, крылатая дева со своей свитой перекочевала в расположение Хансона. Там у нее состоялся серьезный разговор с седоволосым и его спутницами. Судя по тому, что летающее судно покинуло двор далеко за полночь, все было серьезно. Кузнеца оставили на столе до утра. Женщина в белом осталась. Она прилепила ему что-то на шею и накрыла одеялом. Тот проспал до утра как убитый. Сама же она не смыкала глаз. Нима не горела желанием заводить новые знакомства и ушла в свои покои. Если так можно назвать закуток, отделенный тяжелой брезентовой шторкой. Раньше там хранили церковную утварь.
Проснувшись, Арон первым делом увидел Кили. Она сидела у окна в глубоком потрепанном кресле и разглядывала витраж. Попутно заворачиваясь в одеяло, Арон уселся на столе и свесил босые ноги.
— Привет, кили. Ты как здесь?
Вздрогнув, женщина перевела на него встревоженный взгляд и тут же заулыбалась.
— Матушка твоя попросила меня остаться. Нужно помочь Эмбер с раненными.
— Матушка? — удивила он. — Она была здесь?
— Сольвейг вытащила вас с поля боя, а потом позаботилась о твоем здоровье, — напомнила она.
— А… ну да. Что — то припоминаю. Голова раскалывается!
— Нужно поесть. Желательно мяса.
— А Нима где? — оглядевшись, спросил он. Проснуться посреди храма, да еще и нагишом, он как-то не ожидал. Произнося заклинание над Линой он вообще не планировал «просыпаться».
— Капитан у себя, — она указала на шторку справа от витража.
Арон спустил ноги на холодный пол и тихонько заглянул за полог. Лимнис он застал полураздетой. Лицо ее опухло от лез. Прошлепав босыми ногами по комнате, он уселся на кровать рядом с ней.
— Как Лина? — спросил он.
— Еще не заю. Говорят, что жива, — уныло отозвалась она.
— Рад слышать….
— Так ты, значит, королевских кровей?
— Формально, — пожал он плечами. — Матушка… она много тебе рассказала?
— Все.
— Ну, что ж, так даже лучше. А братец твой как?
— Идет на поправку, а что?
— Да так… надо бы его успокоить. Раз я королевских кровей, то теперь смогу на тебе жениться, и честь его не пострадает….
— Придурок! — Нима сильно ударила его кулаком. — Да как ты вообще можешь говорить о таком?!
— А что? У нас, считай уже все было. Пойдешь за меня? — улыбнулся кузнец, глядя ей в глаза.
— А Лина…? — вырвалось у нее как-то само.
— Лина хорошая девушка, но у тебя глаза красивее, и фантазия побогаче будет.
— Все шутишь… — вздохнула она. — Ну-ну… Матушка твоя сердобольная попросила приглядеть за тобой.
— Как долго?
— Пару месяцев от силы… — дрогнув проговорила Нима.
— Ай… — отмахнулся кузнец. — Они всегда так говорят. Что ты ответила?
— Я согласилась.
— Почему?
— Не знаю. Сердце видать у меня доброе.
— Может люб я тебе? — спросил Арон мягко.
— Может и люб… — вздохнула она. — Вот только толку то что? Ты уйдешь… а мне горевать останется.
— Пока что я здесь, капитан. Все мы уйдем в свое время. Плакать теперь что ли? Для меня каждый день как последний, но можно и так жить. Радоваться новому восходу, дуновению ветра, пище, вину…
— Женщинам… — добавила она.
— И это тоже. Но очень избирательно, — улыбнулся он вновь.
— Матушка твоя и правда прекрасна. Если в детали не вдаваться. Я… знала ее, когда-то давно. Не с лучшей стороны, надо сказать. Она оставила на мне много шрамов. Но этой ночью они пропали. Все до единого. Она исцелила их. Почему?
— Матушка моя свершила множество вещей, не достойных…. Но она смогла через это перешагнуть. Отец помог ей. Показал, что есть и другая сторона жизни. Говорят, теперь ее не узнать.
— Ага, только рука у нее легче не стала, — усмехнулась Нима поглаживая щеку.
— Это да. Можно и отхватить…. А у тебя пожрать ничего нету?
Нима сунула руку в мешок и протянула ему сухарь. Умяв его не поморщившись, кузнец встал и вышел в основной зал.
— Кили, матушка ничего не передавала? Или Эсхил?
— Там, в сумке, — она указала под стол.
Арон вывалил содержимое сумки на стол. Там было не совсем то, чего он ожидал. Штурмовая пехотная броня стандартного образца с борта «Эсхила», шлем, одежда, усиленная арамидным волокном, и комплект амуниции. Ранец с оружием лежал отдельно.
— Все так серьезно? — спросил он у Кили.
— Сложно сказать. Хансон запросил поддержку, чего на случалось еще ни разу. Я не вдавалась в подробности.
— Как твое здоровье? — осторожно спросил он.
— Неплохо Арон, неплохо. За те годы, что тебя не было, Эсхил хорошо поработал над моими… недостатками. Не печалься об этом…
Когда Нима вышла в зал, кузнец уже почти оделся. Он прикреплял к своей руке последней элемент странного, матового доспеха. Доспех был темным, окрашенным пятнами разного оттенка, и плотно облегал тело,
