– одни выпрашивают прощение, другой артачится, а между этими хлопотами все трое пугают прохожих.
Черт, призвать бы эту троицу, да как? Я чешского не знаю, да и потом – в этом городе призраков больше, чем во всем Подмосковье, и если сюда на зов нагрянет хотя бы часть их – я окочурюсь раньше Аньки.
Но без них мне не обойтись. Все, разгадал я загадку, они должны простить друг друга. Не знаю, какое именно ключевое слово имела в виду Генриетта – прощение ли, сострадание, но я уверен – ответ именно таков.
Правда, я так и не понял, кто к нам пожалует потом, но, повторюсь, это уже детали. Главное сейчас – выполнить условие. И я знаю, кто мне поможет.
Даже в укромный уголок уходить не стал, все равно на этой улице кроме меня и Анны никого не было. Все либо дома, либо в центре, так что – никаких свидетелей.
Моя подруга даже откашляться от вонючего дыма, который появляется после использования зелья призыва, не успела, а Жанна уже была тут как тут.
– Праздник вообще-то, – укоризненно заявила мне она. – Я только-только на колокольню забралась, по лестнице, прямо как живая, и тут ты меня сюда выдернул. Так нечестно!
– В этом доме обитают три духа, – даже не стал вступать с ней в дискуссию я. – Гони их сюда, нам надо пообщаться.
– А они меня послушают? – засомневалась Жанна. – Я им никто.
– Пусти в ход женские чары, – топнул ногой я, не обращая внимания на Аньку, которая с удивлением на меня смотрела. – Скажи, что ты главный ревизор из Всемирного управления духов, призраков и фантомов, проводишь перепись наиболее значимых неупокоенных душ в Праге. Ну или придумай что-то еще. Но они должны быть тут через пять минут максимум!
И ей удалось это сделать. Не знаю уж, какие аргументы она использовала, но вскоре три духа в кожаных доспехах века шестнадцатого на самом деле выскочили на улицу, пытаясь догнать мою помощницу.
– Ну покажи еще раз! – орали они, причем я их прекрасно понимал, хоть по-чешски почти ничего не знал. – Ну что тебе, жалко?
– Есть разговор, – остановил я их, поймав очередной недоуменный взгляд Аньки. Разумеется, она и эту троицу не видела. – Надолго не задержу.
– А? – удивился один из них, с изрядных размеров дырой в груди. Видать, это его первого убило. – О! Мое почтение слуге Смерти!
Стало быть, меня тут так величают? Красиво. И, что важно, почтение не меньшее, чем у нас, это хорошо. Может, и договоримся.
И – не договорились. Сначала эта троица витиевато пыталась нас запутать, даже разыграла сценку под названием «Никогда и ни за что!» – но после созналась в том, что им и на грешной Земле неплохо живется. Их тут уважают, вон даже нарисовали на доме, и такой славы, как после смерти, они при жизни сроду не видали.
А время шло, часы на колокольнях то и дело отбивали очередную четверть часа.
Ох и побегали мы по Праге в тот вечер! Ой, как побегали, причем со смартфонами наперевес. На моем – список местных привидений, на Анькином – карта города.
Одно хорошо – все более-менее подходящие неупокоенные души, указанные на сайтах с достопримечательностями Праги, обитали в центре города. Ну, в большинстве своем.
Но ни один из них не желал делать то, что от них требовалось.
Диковатого вида моряк, крайне злой на проститутку, которая его ограбила лет триста назад, требовал сначала от той вернуть ему кошель с золотом. Само собой, гулящая девка делать этого не собиралась, сохранив профессиональные привычки и за пределами земного бытия. Мало того – она еще и дразнила его постоянно, то и дело задирая юбки и показывая разъяренному до невозможности речному волку срамные места.
Студент-медик, с которым мы общались позже, был бы не против наконец найти покой, но тут уперлась девица жутковатого вида, его бывшая подруга. Оказывается, этот скромный на вид паренек попутно подрабатывал палачом и по причине лютой ревности замучил ее до смерти в одном из пыточных подвалов. Уж мы ее и так, и эдак упрашивали – ни в какую.
После отыскали монаха, который при жизни отметился тем, что собственноручно прибил увесистым нагрудным крестом барышню легкого поведения. Нет, прибил за дело, та его шантажировала, причем безосновательно. Мол – дай мне денег, а то аббату расскажу, что у нас с тобой было кое-что, запрещенное монастырским уставом. Тут все наоборот вышло – девка хоть сейчас покинет этот мир, но заартачился монах. Мол, это мое наказание за грех смертоубийства, буду тут ждать Страшного Суда, извините, добрые люди.
Потом совсем уж нам не повезло, мы наткнулись на совершенно нам не нужного студентика, судя по внешнему виду, скончавшегося века четыре назад и замученного затянувшимся посмертием. Уж не знаю, что послужило причиной его гибели, но, подозреваю, личное занудство. Он два квартала за нами бежал и просил денег, причем напирал на то, что московиты-де всегда благоволили к мужам науки, не то что местная ученая братия. Еще орал что-то о римлянах и греках и о том, что ему смерть как надо ознакомиться с их трудами в библиотеке.
Врать не стану, в какой-то момент я начал впадать в отчаяние. Времени до полуночи оставалось всего ничего, а двигаться дальше мы просто не смогли бы – Анька слабела на глазах. Настолько, что к ближайшей скамейке, расположенной на аллее, под деревьями, мне пришлось ее тащить на себе.
– Надо маме позвонить, – пробормотала она, прикрыв глаза. – Или не надо? Она же с ума сойдет.
И снова, как этой весной, я ощутил свое бессилие. Невероятно неприятное чувство. Ты можешь многое, очень многое, но то, что нужно здесь и сейчас, тебе неподвластно.
– Привела, – как из-под земли появилась Жанна, рядом с ней обнаружились два призрака. По виду – пожилая пара, вполне себе благообразная. Вот только друг на друга не смотрят. – Поговори с ними.
– Я виновата, слуга Смерти, – опередила меня старушка. – Это я Ирасеку яд в кофе подсыпала.
– Ай-яй-яй, – пожурил ее я, насторожившись.
– А я ей стекла толченого в рождественскую чечевицу сыпанул, – поделился со мной старичок. – В тот же день, что и она мне яду. Ну, вы поняли, мой господин.
– Случится же такое, – посочувствовал им я.
– Мы давно простили друг друга, но только все равно ничего не происходит, – печально закончила рассказ старушка. – Может, вы поможете нам? Мы так устали…
Нет, тут что-то не то. Они уже простили друг друга, сочувствие – вот
