Труп Джессики упал на растяжки — взрыв, веер осколков сшиб пяток вертушек-камер и на излете посек войлочные обмотки двоих боливийцев.
Все смешалось — свои, чужие, металл, плоть.
Нисизава над поверженным врагом. Наступив боливийцу на грудь, вытащил меч, застрявший в многослойной броне. Игрок под пяткой извивался, не желая умирать. Нисизава добил его коротким тычком в забрало и тут же без замаха рубанул вынырнувшего из дыма боливийца с мясницким топором в руке — пополам развалил, от плеча до паха. Обычному мечу подобное не под силу, но не с активным нанолезвием.
Уклоняясь от стрел, Нисизава отпрыгнул назад и в сторону и, споткнувшись о труп Зевса, упал на спину. Меч он держал перед грудью, чтобы дать врагу отпор. Вот только лег он на полянку, засаженную америкосскими М14,[65] крохотными противопехотными минами диаметром чуть меньше шести сантиметров.
Взрыв.
Макс вытанцовывал рядом с Иваном. А тот был неистов, как разъяренный тигр. Он бил. Он убивал.
Он — смерть.
И Макс — смерть.
Быстрая, стремительная, опасная, неумолимая. Кувыркнувшись в воздухе, катана проткнула газон рядом с ногой Макса. Он взялся за рукоять, вырезанную из магнолии.
Капоэйра? Не смешно!
Боевой гопак — тайное знание аборигенов Вавилона, согласно легенде продавших свой город иммигрантам за цистерну сакэ. Спасибо Ивану, он дал Максу несколько уроков. А раз так, то почему бы в полуприседе и не ударить бутсой в колено высокого боливийца?
Боливиец упал. Раздробив ему коленную чашечку, Макс перехватил трезубую вадзру-санкосо, едва не угодившую ему в пах. Этим-то трофеем капитан сборной Вавилона и перебил бойцу «Стронгеста» горло, а затем — на всякий случай — катаной отсек голову.
Иван дернул Макса за локоть, мол, давай-ка выбираться, боливийцев слишком много, чуть ли не вся команда собралась у штрафной.
Мяч.
Где мяч?
Где?!
А вот же он. Мцитури нашел его рядом с трупом Дмитрия Нисизавы. Жаль пацана, хороший был игрок.
Но главное сейчас — мяч. Предельная концентрация, отсечь лишнее, дышать животом. Макс осторожно тронул бутсой стык между красным и зеленым секторами, развернув мяч под удар. Зелень, это настоящая зелень, цвет весенней травы и лепестков лука на гидропонной грядке — то, что нужно, мечта.
Повезло. Просто повезло.
Опять.
* * *
Вратарь — и никого больше.
И Макс напротив.
Метров десять до ворот. Иван держится за окровавленный бок: поймал-таки осколок. Максу очень не нравится порез на голени аборигена: до кости, мясом наружу. Тем не менее Иван самостоятельно передвигается по газону и четко отдает пас. Нет нужды волноваться, что он буцнет по черному или желтому сектору.
Надоедливые камеры вертятся буквально под ногами, вращают миниатюрными лопастями у самого лица. Максу кажется, что вот-вот вертушка врежется ему в скулу или рассечет линзы защитных очков, а то и в погоне за великолепным ракурсом измолотит гениталии. «Программный сбой, досадное недоразумение», — как потом сообщат в веб-газетах. Семью пострадавшего осчастливят денежной компенсацией, но Мцитури от этого почему-то не легче.
В правилах нет ни слова о порче имущества телекомпаний. Макс уверен: толковый адвокат запросто его оправдает, если что. Он рубит катаной пустоту — жаль, он слаб в кэндо.[66] Однако со второго раза удается повредить особо настырную камеру, подлетевшую к мячу. Растеклись по траве белковые внутренности, двойной винт осыпался полимерными лопастями, процессор заискрил. Красота!
Ветерок холодит соленые от пота щеки. Чертовы летающие вентиляторы! Никак не угомонятся. А раз так…
Еще удар — и еще одной камерой стало меньше.
Еще — мимо.
И…
Похоже, в вертушках предусмотрено дистанционное управление. Операторы сообразили отвести технику на безопасное расстояние. Вот так-то лучше.
Ведь Мцитури готовится пробить по воротам.
Вратарь — «худой»: футболочка, шорты, бутсы. Лицо сплошь в татуировках — румянцу негде заиграть. Руки покрыты «динамикой»: под кожей переливаются, текут, непрестанно изменяясь, разноцветные пятна. Одни поглощаются соседними, другие растворяются, меняют тон. Вратарь улыбается. Он добр к Максу, он не желает ему зла. Он и ветеран Мцитури — люди, а люди должны помогать друг другу, ведь все люди братья, правда?
— Правда, — кивает Макс. — Братья. Я не обижу тебя, брат, — обещает Макс боливийцу.
И правильно, брат, не обижай.
— Не обижу, что ты!
Иван пнул Макса под зад. Больно пнул, не жалея сил, которых чуток осталось. Ежели спортивной обувью, да умеючи, да в копчик… В общем, понятно.
— Ты чего?! — оскалился Иван. — «Динамики» обсмотрелся, да?! Поплыл?!
— Гипнотатуировка? — В глазах Макса все еще мерцала радуга, ритмично пульсировала, завораживала.
— А то.
— Спасибо. — Мцитури крепко зажмурился. — Эх, сейчас бы персиковой водки!
— Та нэма за що.
Все люди — братья, да? Потому и не кидался голкипер боливийцев под ноги, что надеялся заморочить голову. Недолго думая, Макс забил мяч прямо в «девятку».
Гол.
Мяч закрутило в угол, противоположный прыжку вратаря. Боливиец оттолкнулся подпружиненными подошвами от газона, искусственные мышцы высоко подняли его тело над травой — он черепом едва не перешиб перекладину, но… Направление было выбрано неверно. Мяч врезался в сетку-кольчугу и прилип к ней, как муха к паутине. Согласно правилам, на сетке мяч продержится не менее минуты. Зачем? А чтобы десятки сканеров просветили его на предмет повреждений и отказов. А то вдруг игрок шлепнет по черному сектору, а ничего не произойдет, и законопослушный зритель лишится оплаченного зрелища?!
— Ты это… Молодец ты. — На губах Ивана пузырилась кровь.
— Знаю. И что?
— Ничего, — пожал плечами Иван.
Тихо. Время всеобщего уничтожения закончилось, настала пора единоборств и проводок в минных заграждениях. Теперь все будет зависеть от коварства и выносливости.
Мяч в перчатках голкипера. Боливиец крайне осторожен: держит за стыки, не сжимая, едва касаясь.
— Пойдем?
— Да, — кивнул Макс.
Остаться — значит умереть. Дождавшись передислокации превосходящих сил противника, геройски погибнуть.
— Урод он, — Макс пожаловался Ивану на вратаря.
— Урод, — согласился абориген, качнув оселедцем.
А вообще быть голкипером весело. Не надо бегать по газону, стой себе в «дырке» да наслаждайся жизнью. Когда еще враг доберется до ворот, и доберется ли вообще: мин много, людей мало. Но если уж оборона прорвана, то голкиперу не позавидуешь. Макс вот хотел гипнотизера убить. И убил бы, если б времени своего было не жаль. А что? Правила не запрещают; Наподдай хорошенько по черному сектору, направив мяч куда надо — и все, аста ла виста, бэби. Врубится режим самонаведения — по тепловым датчикам и датчикам движения. Потенциальному трупу бесполезно рыпаться — если уж мяч захватил цель, то обязательно ударит в жизненно важную часть тела, прожжет кумулятивной струей броню, ежели таковая имеется, и продырявит плоть. Да и просто ловить мяч — удовольствие сомнительное и смертельно опасное. Короче говоря, везде хорошо, где нас нет.
