батальона пронесся радостный шепоток, на который воспоследовала мгновенная реакция со стороны возбудившегося Михеева:
— Равняйсь! Смирно! Отставить разговорчики в строю! Предупреждаю один раз и надолго: еще что-то подобное, любое мое сомнение или сомнение моих офицеров в вашем желании деятельно раскаяться, и залетчик или залетчики, невзирая на пол и возраст, проведут эту ночь в камере не особо гостеприимной кремлевской гауптвахты. Самое же для вас печальное будет в том, что информация о каждом таком залете будет доведена мной отдельным рапортом до взявшей вас на поруки государыни. Вам все ясно, бойцы?
— Так точн, ваш высокопрвосхдитво! — рявкнул поскучневший строй.
— Очень на это надеюсь, яхонтовые вы мои!
Командир Дворцовой полиции еще минут пять приводил молодежь в чувство, потом передал командование батальоном своим офицерам и стал наблюдать со стороны за воспитательным процессом. Площадь перед Арсеналом удовлетворенный генерал покидал под пока еще не особо четкий строевой шаг, но вот исполнение песни звонкими молодыми голосами ему очень понравилось:
Зеленою весной под старою сосной
С любимою Ванюша прощается.
Кольчугою звенит и нежно говорит:
«Не плачь, не плачь, Маруся — красавица!»
Маруся молчит и слезы льет,
От грусти болит душа ее.
Кап-кап-кап, из ясных глаз Маруси
Капают слезы на копье.
Кап-кап-кап,
Из ясных глаз Маруси
Капают горькие, капают, кап-кап,
Капают слезы на копье…[1]
***
Спустившись утром вместе с братьями со второго этажа нашего номера, я обратил внимание на идиллическую картину в гостиной: старшие Романовы в обществе патриарха Святослава и князя Пожарского за светской беседой распивали чаи. Поздоровавшись со всеми, мы с Колей и Сашей быстренько сварили себе кофе и удалились на балкон, где нас ждал ставший в последнее время надоедать вид на море и действительно вкусный, легкий, освежающий морской бриз. Однако спокойно выпить кофе мне не дали — на балкон заглянул мой родитель:
— Алексей, зайди, с тобой поговорить хотят.
— Иду, — вздохнул я, допил бодрящий напиток и поднялся из такого удобного плетеного кресла.
Саша хмыкнул:
— Явно Святославу от тебя, Лешка, что-то понадобилось, иначе бы дядька сказал: «Алексей, зайди, разговор есть».
Я кивнул, соглашаясь с братом, и вернулся в гостиную, где меня действительно уже ждал патриарх.
— Присаживайся, Алексей, — он нетерпеливым жестом указал мне на кресло напротив и тут же продолжил: — Слышал я, что вы всей молодежью сегодня в казино собрались?
Я покосился на присутствующих тут же старших родичей и пожал плечами:
— Были такие планы, ваше святейшество…
— А не кажется ли тебе, сын мой, что визиты молодых людей вашего возраста в подобные заведения несколько противоречат исповедуемому вами православию? И не только православию?
Патриарх уставился на меня прищуренным взглядом, в котором было, как подсказывала чуйка, очень много наигранного осуждения.
— Ваше святейшество, — я улыбнулся, — морали мне читать поздно: в длинном списке моих прегрешений перед Господом нашим и православием азартные игры окажутся чуть ли не на последнем месте. Если вы хотите меня завиноватить, то тоже мимо: от подобных заходов я только раздражаюсь, злюсь и потом плохо общаюсь. Ваше святейшество, говорите прямо, чего вам от меня надо? Поверьте, так будет проще.
Святослав аж крякнул и буркнул что-то невнятное, Романовы и князь Пожарский улыбались, а похохатывающий дед Владимир решил прокомментировать ситуацию:
— Свят, заход с казино ты сделал грамотный, как по учебнику, но в оценке объекта воздействия дал маху!
— Да уж… — вздохнул патриарх и с некоторой фальшью продолжил: — Все время забываю, с кем дело приходится иметь. Хорошо, Алексей, буду говорить прямо, а речь пойдет о тех деньгах, которые ты недавно пожертвовал на развитие православия за пределами Российской империи. — Святослав, вернувший себе уверенность, выпрямил спину. — Мы решили начать с небольшого косметического ремонта наших храмов в Монако, Ницце и Сен-Тропе — мне уже подготовили некоторые эскизы и сметную документацию. Кроме того, завтра из России в Ниццу прилетают художники-реставраторы, в задачу которых входит восстановление внутреннего убранства храма в Ницце. И вот что я подумал, Алексей: может, твоему другу Александру Петрову будет интересно поучаствовать в реставрации, получить, так сказать, новый, а самое главное, богоугодный опыт?
Патриарх впился в меня взглядом, и я опять почуял, что он недоговаривает, но помогать Святославу не собирался:
— Хорошо, ваше святейшество, я сегодня же переговорю с Александром. — И замолчал.
Патриарх поиграл желваками и решился:
— Ладно, уговорил! — И выпалил: — Да, я очень хочу портрет работы Петрова! — И без перехода: — Почему православный художник пишет портреты какого-то там лягушачьего короля, а собственного патриарха не пишет? И, учитывая все растущую популярность твоего Петрова в аристократических кругах, ждать годами своей очереди за портретом я не намерен!
Ответить я не успел — откровенно веселящиеся Романовы в шутку начали дружно обвинять Святослава и в нетерпении, и в гордыне, и еще бог знает в чем. Патриарх вяло огрызался и отмахивался, пока слово не взял посерьезневший император:
— Мы вот не подумали, а Свят на самом деле прав: Саша Петров просто обязан будет написать портрет нашего патриарха в самое ближайшее время. Надеюсь, никому из присутствующих не надо объяснять все политические, религиозные и идеологические аспекты подобного нашего решения? Кроме того, самому Александру и роду Петровых от этого портрета только плюсы: личная благодарность самого патриарха, покровительство Патриархии, отличная репутация в среде простых священнослужителей и их прихожан, а про наш высший свет и говорить не приходится. Только у меня будет к тебе, Свят, один-единственный вопрос, — дед улыбнулся, — ты художнику за портрет платить собираешься или надеешься шедевр получить в дар?
Патриарх на мгновение опустил глаза, но только на мгновение, а потом с гордым видом заявил:
— Я надеялся на большую скидку… Минимум процентов пятьдесят.
Император кивнул:
— А мне почему-то кажется, что ты, Свят, в силу своего жандармского прошлого и церковного настоящего, уже давно Петрова просчитал и прекрасно знаешь, что никаких денег с его святейшества воцерковленный и положительный со всех сторон молодой художник не возьмет. Но у молодого художника есть друзья, покровители и будущие родственники, которые с удовольствием как бы возместят Петрову все потраченные на патриарха талант, немалые душевные силы и время. Ты намек уловил, твое святейшество?
Святослав вздохнул:
— Сколько?
— Тебе, Свят, как родному и с учетом огромной скидки ровно один миллион рублей.
— Грабеж!.. — буркнул патриарх. — Как есть грабеж!.. — И тяжело вздохнул: — Договорились. Что по срокам скажешь, Коляшка?
— Ничего определенного — сам ситуацию видишь, — но постараемся вставить тебя в плотный график художника сразу же после Машеньки, — дед указал на супругу. — Кстати, Свят, ты правильно сделал, что сначала
