Поискав взглядом, я обнаружил, что сбоку у огня стоит всё тот же многажды опалённый шлем, полный какого-то варева. Куда больше, впрочем, меня поразил вид бурдюка, как-то очень хитро пристроенного между двух камней и трёх шестков. Подойдя, заглянул внутрь — да, там тоже был суп, и довольно много.
— Давайте, налетайте, пока горячее, — скромно пригласила Аштия. — Я свою порцию уже съела и оттуда, и оттуда. Вот здесь — бульончик с клешнями, тут — мясо, требуха и местные орехи. Должно быть съедобно. Почти не солёное, конечно, но что уж поделаешь…
Я схватился за ложку. Первые несколько минут даже не мог понять, вкусно ли то варево, которое наворачиваю со скоростью спринтера — ведь это была еда! Еда, которую, невзирая на её вкус, с восторгом принимало моё тело! Горячая еда, которая дарила мне ощущение сладостного тепла, бесценного даже притом, что мы, в общем-то, не мёрзли.
— Господи, как хорошо! — воскликнул я.
— Да, съедобно получилось, — улыбнулась госпожа Солор моему восторгу.
— Да просто класс! — заявил Ниршав. Доел суп из бурдюка, а остатки похлёбки из шлема просто выпил, ловко хватая губами кусочки восхитительного на вкус мяса, действительно напоминающего краба. После чего отодвинул посуду, рыгнул и повалился на бок. В отключке.
— Эй! А помыть после себя?! — крикнул я, смеясь.
— Не трудись. Если Ниш решил поспать, он будет спать до победного конца.
— Я сейчас всё помою. Но как ты умудрилась приготовить суп в кожаном бурдюке? Его ж на огонь не поставишь…
— Да, в принципе, самым примитивным и старинным способом. Нагретыми камнями, — женщина кивнула на груду камушков у костра. — Сложнее всего было постоянно их менять в ёмкости и огонь поддерживать. Но всё возможно.
— Обалдеть! Спасибо тебе огромное!
— Ложись досыпать, — усмехнулась она. — Я сама помою посуду. Смеркается уже. Кстати, когда стемнеет, я тебя разбужу. Вечерами лучше всё-таки дежурить по-двое.
— Ещё бы.
Мне снилось наше безумное путешествие. Словно наказание Господне было мне это повторение того, что повторять не хотелось — ужас, ощущение чужого злого дыхания в спину и короткие мгновения расслабления, не дававшие даже толком перехватить дыхание. Единственное, что облегчало переживания — чувство руки того из спутников, кто оказывался рядом. Я вдруг осознал, что всё это время не вспоминал начало этой истории, всё то, что думал об Аштии Солор, отправляясь добывать «фиг знает какой» артефакт «фиг знает где».
Странно было отдавать себе отчёт в том, что человек, который прежде вызывал подобие ненависти, негодование и злость, теперь скорее симпатичен. Да что там, я готов был признать, что Аштия приятна мне намного больше, чем Ниршав, к которому у меня изначально не было счётов. Не Ниршав втянул меня в эту историю, не он обошёлся со мной, как со своим слугой, не он со спокойствием душевным отправил меня на смерть (а таковая запросто могла последовать). Но сейчас если бы они двое протянули мне руки, с особой готовностью я пожал бы руку женщины, и на неё бы положился с большей уверенностью.
И плевать, что там было раньше.
Поэтому когда она вновь разбудила меня, я поднялся без раздражения. Наоборот: уточнил, не нужно ли ей вздремнуть, а я пока подежурю один и буду смотреть в оба. Нет, она пока чувствует себя хорошо, а двое бодрствующих всяко лучше и надёжней, чем один, к тому же в таких неоднозначных условиях. Если почувствует, что отключается, разбудит Ниршава. Даже если для этого придётся угольки у него на ладошке раскладывать.
— Какой образ! — усмехнулся я.
— Такова уж жизнь. Попить хочешь? Я тут мох нашла — в нём не оказалось ничего вредного, а запашок пряный. Попробовала заварить его в воде — неплохо получилось. Просто-то горячую воду пить невесело. Отвар даже, кажется, бодрит слегка.
Вокруг наливалась мрачными красками ночь, непроглядная и удушливая, но при этом холодная. Огонь, весело пожиравший сухие-сухие стволы деревьев, был сейчас самой приятной вещью в окружающей меня реальности. Он источал живое тепло и как бы даже давал уверенность в собственной безопасности. Ведь это — не только тепло, но и свет, и заодно ещё штука, которой можно пугать и отгонять диких зверей, так что, может быть, при необходимости эта же фишка прокатит и с демонами.
— Да, хорошая идея, — я глотнул варево, поморщился. — Эх, подсластить бы… Немного похоже на клюквенный лист.
— Что за лист? Поняла, ваши тамошние напитки… Расскажи мне о своей родине, Серт.
— Что рассказать-то?
— Всё равно. Что хочешь. Чтоб нам обоим не уснуть незаметно, нужно разговаривать. «Сон боится беседы» — знаешь поговорку? Ну конечно, не знаешь. У нас так говорят. Дозорным в военном лагере во внешнем круге охраны нельзя разговаривать, нужно слушать. Но мы не в военном лагере. Нам можно. Расскажи о чём-нибудь.
— Хм… Честно сказать, я ещё совершенно сонный. Пока не соображаю. Не хочешь начать первой? Расскажи о своём родном мире, мне это будет полезно.
— Э-э-э… Я поняла, что задала тебе трудную задачу. Даже не знаю, о чём же лучше рассказать. Ладно. Давай начну, только подскажи тему. А то мысли разбегаются.
— Расскажи, например, о том, каким это образом женщина смогла возглавить вооружённые силы. Если я верно понял традиции вашей страны, то они… вряд ли предусматривают подобную возможность.
Аштия сдержанно улыбнулась. Отсветы пламени касались её лица, изменяли черты и взгляд, делали его то дивно-прелестным, то угрожающе-прекрасным, а то и непривлекательным, но всегда — таинственным. Сейчас меня по большому счёту не заботило, как она выглядит на самом деле, какова она, как не заботили мысли о том, что она — тоже женщина, и может быть интересна именно как женщина. Просто с нею таинственной приятно было сидеть рядом, общаться, надеяться на оживлённый разговор.
— Да, понимаю, ты же не в курсе наших исторических и политических перипетий. Но о том, что ещё сравнительно недавно в Империи правил другой император — ты знаешь?
— Слышал.
— Не самый сильный был правитель, что и так очевидно — иначе б не проиграл и корону свою, и жизнь. У его величества уже при моём прадеде начались серьёзные проблемы с вассалами… Впрочем, кажется, я начала с середины. Стоит, наверное, объяснить тебе положение моей семьи. Семья Солор — одна из самый древних и влиятельных. С династией прежних правителей мой род состоял в родстве, как и большинство других знатных семей, но в чуть более близком, нежели другие. Третья аристократическая ступень — это двоюродная степень родства с императором. И так уж повелось, что судьбы представительниц этих самых близких короне семей, попавших в затруднение, решал лично его величество.
