Мое дыхание почти замерло. Я подкрался к двери и приложил ухо к слегка ржавой замочной скважине. Сначала показалось, что в коридоре все-таки никого нет, но затем я уловил едва слышное поскуливание. Неужели собака?
Дверь осторожно приоткрылась, придерживаемая моей рукой. Коридор был темен, но я заметил невысокую тень, жмущуюся к стене. Видимо, собака была небольшая и не отличалась агрессивным нравом.
Отступив обратно в комнату, я позвал животное, мягко причмокивая, как обычно звали в Лиме незнакомых собак. Пес пошел за мной. Он перешагнул через границу темноты и света и вновь заскулил.
Что ж, я видел много сторожей, но из этого явно хотели сделать идеального сторожа. Собака тащила на себе артефакт в виде короткого черного жезла, вживленного в череп. Жезл выступал всего лишь на пару сантиметров над редкой шерстью. На его вершине горел слабый огонек, который я бы узнал даже с завязанными глазами. Ложное пламя! Оно мерцало, переливаясь красным и желтым, иногда касаясь кожи собаки. Бедное животное! Даже маленькая искра ложного пламени могла причинять страдания.
Жезл-артефакт был не закончен. Его создатель, очевидно, еще работал над ним, пытаясь усилить пламя и приподнять его. Задумка легко угадывалась: собака должна бросаться на врага, используя артефакт. Но интересно, хороший ли сторож получится из дрожащего существа, мучающегося от боли?
Я не стал долго размышлять над этим и прикончил бедную тварь. Что за экспериментатор живет в доме и какие дела тут творятся?
Мне удалось найти масляную лампу. Я ее зажег и оставил в коридоре, опасаясь, что свет в окнах выдаст мое присутствие. Коридор с темно-серыми покрашенными стенами был довольно узок: в нем могли бы разминуться два человека, но никак не трое. Несколько дверей вели в комнаты, и я принялся за поверхностный обыск, стараясь быть методичным, но быстрым.
Первые две комнаты, в числе которых оказалась библиотека, дали поразительные результаты. Здесь жил специалист по артефактам. По крайней мере, книги прямо говорили об этом. Лучше книг ничто не может рассказать о роде занятий человека. Я обнаружил потрепанные руководства в синих обложках, новенькие справочники, старинные рукописи, которые объединяло одно: они все повествовали об артефактах. Меня даже удивило количество написанного, не ожидал, что в Лиме существуют целые библиотеки, посвященные этому вопросу.
Кроме книг я нашел аккуратно пронумерованные мелкие артефакты, расставленные по полкам, и крупные, разложенные вдоль стен. Я понятия не имел, что все эти вещи могут делать, но чувствовал энергию некоторых из них.
Однако больше всего меня заинтересовала коллекция человеческих черепов, украшенных перламутром и позолотой. Одиннадцать черепов лежали в шкафу за стеклянными дверцами, а двенадцатый покоился на рабочем столе. Он был незакончен, как и артефакт на собаке. Череп со снятой верхней частью был наполовину покрыт позолотой, а зубы с нанесенным на них перламутром ярко блестели в свете лампы. Увидев эту коллекцию, я порядком призадумался. Мне не верилось, что хозяин дома ходит по захоронениям и раскапывает могилы. Это неспортивно и не имеет ничего общего с искусством. Скорее, всех этих людей хозяин дома убил собственноручно. Какой смысл столь заботливо украшать черепа, если только они не принадлежали врагам?
Я не провел в доме и часа, как передо мной уже вырисовался образ обитателя этого места. Ученый маг, специалист по артефактам, вероятно, житель Лима, родившийся здесь, жестокий, мстительный. Он мало с чем считается, когда пытается достичь своих целей. Наверное, таким и должен быть один из высших чинов подобного братства, не так ли?
Едва я приступил к обыску очередной комнаты, как вдруг услышал шум, доносящийся от входной двери. К счастью, моя лампа стояла за поворотом. Даже если бы хозяин дома внезапно вломился в свое жилище, он бы ее не увидел. Я потушил лампу и отступил на заранее выбранное место. Теперь пришло время для настоящей засады.
Вошедший долго топтался в прихожей, покашливал, а затем скрипучим голосом позвал собаку:
— Аррас, Аррас!
Пес, естественно, не откликнулся. Тогда хозяин дома, шепча ругательства, пошел по коридору. Доски скрипели и стонали под его тяжелой походкой. Он заглянул в одну комнату, потом — в соседнюю, напротив.
Тело собаки неподвижно лежало около стола. Хозяин дома снова выругался и с фонарем вышел на середину комнаты. Дверь за ним тут же закрылась — ловушка сработала.
Хозяин изумленно обернулся. Фонарь, который он держал в руке, осветил грузного рыжебородого человека с неприятным взглядом из-под густых, низких бровей. Лоб незнакомца был покат, что придавало мужчине сходство с неандертальцем.
— Что… — только и сказал незнакомец, мгновенно перейдя к действиям.
В его руке блеснул жезл, а магическая форма стала рождаться так быстро, что я едва успел ее прервать. Любой другой на месте хозяина дома опешил бы, увидев, как неродившаяся форма разлетается вдребезги, но только не этот.
«Неандерталец» принялся тут же создавать другую форму. Мне она показалась знакомой, и я решил оценить уровень мастерства своего противника, позволив закончить начатое. Форма возникла через пару секунд — довольно обычное время для ритуалиста. Зато сам болван удался на славу: голубой, высокий, полупрозрачный, он переливался и сверкал синеватыми гранями.
Не знаю, удастся ли вообразить такую штуку: прозрачная фигура высотой в полтора метра без талии и конечностей, но с намеком на голову в форме пирамиды. На жаргоне эта неподвижная штука называется болваном и появляется вследствие проведения ритуалов. Каждый болван выполняет одну функцию. Некоторые бросают со строгой периодичностью холодные полуматериальные, но обжигающие стрелы, другие создают вокруг себя невидимое поле, замедляющее движения, однако наш голубой болван был создан с целью лечения хозяина. Он мог быстро затягивать мелкие и средние раны.
К сожалению или к счастью, жизнь болванов ограниченна. Она длится от нескольких секунд до нескольких минут. Я прервал очередную форму, потом еще одну, и нас в комнате осталось трое: ваш покорный слуга, выдохшийся хозяин дома и голубой болван.
— Ну что, поговорим или как? — поинтересовался я, поигрывая тростью.
Маг не сводил с трости яростного взгляда черных глаз. Он явно был опытен и знал, на что смотреть. Оттуда может прийти его смерть. Чтобы прерывать чужие формы, мне трость не очень нужна, но для создания собственных — мне без нее не обойтись.
— Старый город. Воин губернатора. — Голос «неандертальца» был хрипл и сочен. Он не спрашивал, а утверждал, как человек, который видит яркое солнце, утверждает, что стоит хорошая погода.
