– Он их курить научил, – жаловались они, – и всякую гадость нюхать.
Для Бурко это было пустым звуком. Бурко и на Земле не курил ни табак, ни всякую номодную дрянь, а тем более не нюхал клей и другие пахучие субстанции, от которых медленно высыхают мозги, но выпить он любил, причём, его больше волновало не само опьянение, а вкус алкоголя. Поэтому когда он учуял от одного из подчиненных бражный запах, на правах старшего по званию велел принести ему напиток. Правда, за эту услугу пришлось всё же отдать пару патронов, из которых серокожие аборигены делали себе ожерелье, но это уже было пустяками.
Местное пиво ему даже очень понравилось. Дальше дело покатилось само по себе. Полковник Бастрыкин куда-то пропал, а Денис Бурко забурился. Очень быстро он стал помыкать туземцами, как рабами, и день у него обычно начинался с того, что он подрывал какое-нибудь здание, потом ему за два патрона приносили бочонок пива, и он, завалившись на диван, следил, как его пьяные подчиненные снаряжают и вяжут взрывчатку, при этом он не забывал как бы между делом прикладываться к выпивке и отдавать приказы. И так это у него здорово получалось, что за два дня он разнёс вдребезги два больших района – и все в пьяном угаре. Воевать оказалось очень легко и просто. Главное, надо было вовремя смотаться, когда загорался фитиль. Бочонок пива за ним таскал один из аборигенов.
На третий день Денис Бурко совсем потерял нюх. Мало того, что он перебрал накануне, он основательно приложился с утра и забыл, что нужно идти на службу.
Денис очнулся от страшной жажды и оттого, что кто-то тряс его за шкирку.
– Пошёл на фиг, молодой… – пробормотал Бурко, – лучше сгоняй за пивом…
– Я тебе сгоняю! – произнёс молодой голосом полковника Бастрыкина, и Бурко сразу протрезвел.
Он вскочил и вытянулся, как струна.
– Хочешь, чтобы я тебя разжаловал в рядовые и отправил в окопы?! – ядовито поинтересовался полковник. Мы там шкурой рискуем, сражаемся с пришельцами, а ты здесь пиво трескаешь!
Его физиономия, похудевшая за время боев, и воспаленные от недосыпания глаза не сулили ничего доброго. Они внушали страх и ужас.
– Никак нет! – бодро ответил Бурко, хотя его качало, как телеграфный столб в бурю.
– А я вижу – хочешь! Бери своих архаровцев, – Бастрыкин с презрением обозрел пьяных гоблинов. – И поступай-ка в распоряжение капитана Чернакова. Знаешь такого?
– Там точно! – опять бодро ответил Бурко, хотя его изрядно мутило.
Убью гадов, думал Бурко, имея ввиду аборигенов, что за дерьмо они варят!
– А если знаешь, то исполняй!
– Есть, – качнулся Бурко вслед за своей рукой, – явиться в распоряжение капитана Чернакова.
– И не попадайся мне больше!
– Есть не попадаться больше… на глаза…
– Смотри мне, Бурко! – пригрозил напоследок полковник.
– Есть смотреть… Товарищ… полковник… стресс снимали… – Бурко позволил себе жалобно всхлипнуть.
– Знаю я, чем эти стрессы кончаются, – сказал полковник Бастрыкин. – Сам погибнешь и людей своих угробишь, – полковник невольно посмотрел на валяющихся, как поленья, гоблинов. – Поэтому раз не умеешь командовать, то иди подчиняйся.
– Да я умею… – начал канючить сержант Бурко, надеясь выклянчить себе прощение. – Разве с ними навоюешь?! Дикари!
В этот момент он дал себе слово, никогда-никогда не пить, и подумал – без надобности.
– С ними как раз и можно. Они, как малые дети, в рот тебе смотрят, а ты пьяница. Они потом будут думать, что все люди пьяницы. Что в общем-то недалеко от истины.
Полковник тяжело вздохнул. Не было у него других солдат. Приходилось воевать, кто был под рукой. Он бы и не заглянул к сержанту Бурко, да по плану сегодня надо было взорвать мост, а он до сих пор был цел. Вот полковник Бастрыкин и не погнушался самолично проверить обстановку.
За два дня боев они не потеряли ни одного человека и ни одного гоблина, зато выбили крикунов за реку. Оказалось, что крикуны не знакомы с тактикой боевых действий в городе. Это они против гоблинов герои, думал полковник, а против нас слабаки. А если бы со мной были мои ребята из разведки, мы бы их раздолбали ещё в первый день. Даже стрекозы их никуда не годятся. Хороша цукуба с шершнями, но даже одной прицельной очереди хватало, чтобы сбить её.
Конечно, земная тактика в чистом виде здесь не годилась. Приходилось менять её на ходу дела. Так оказалось, что крикунов трудно убить из стрелкового оружия. Но взрывчатки они боялись, как огня, потому что взрывчатка разрывала их на части, и никакая «умная пыль» не способна была оживить после этого крикунов. Зато хваленые лазерные винтовки годились разве что в музеи: в задымленном городе они оказались неэффективны, а мощности им не хватало. Порой даже «булат» выдерживал попадание «спина».
Танки были хороши. Но на улицах они, даже несмотря на их подвижный хобот, оказывались легкой добычей подрывников. Как ни берегли РПГ-7, как ни экономили, а когда пожгли всё танки на правом берегу, посчитали и прослезились. Боеприпасов осталось кот наплакал – только на получаса интенсивного боя. Правда, крикуны убрались за реку зализывать раны, но идти за ними туда было бы верхом глупости. Во-первых, левая часть набережной была заражена радиацией, а во-вторых, для боя на открытом пространстве сил было недостаточно.
Так примерно рассуждал полковник Бастрыкин возвращаясь в расположение батальона, как он окрестил своё разношерстное войско.
Его командный пункт находился в ничем непримечательном доме на холме. Перед тем, как сходить к сержанту Бурко, полковник отправил разведку, и с часу на час ждал результатов. От разведки зависели все дальнейшие действия. Если окажется, что крикуны дезорганизованы, то можно было всё же перейти реку и добить их в логове, а если они перегруппировываются, то дело дрянь. С такими силами мы их не удержим, даже взорвав все мосты в городе. Тем более крикуны уже поняли, с кем имеют дело. Не дураки же они в самом деле. Переправятся в двух местах, зажмут нас в клещи и скинут в реку. А в реке марсианские монстры. Вся война закончится максимум за полчаса.
Поэтому он маневрировал и проводил разведку. Однако все его действия пока не давали никаких результатов – противник пропал.
Их равномерно покачивало. В иллюминатор билась волна. Цукуба знай себе удовлетворенно покрякивала. Она даже пробовала плескаться тем, что на дирижабле называется килем. Должно быть, она рада была избавиться от ложного камбуна и оказаться в реке. А может быть, ей мешали жить шершни – целых пять тонн лишнего веса. Однако без плавников-стабилизаторов летать она уже не могла. Ей больше нравилось плыть вверх брюхом – ведь цукуба никогда не плавала, и новые ощущения пришлись ей по вкусу.
