— Есть старая поговорка, — процедила Ингрид, — гениальный человек гениален во всем.
— Это можно оспорить, но я не стану отвлекаться. Его приглашает Бостонский институт молекулярных технологий, предоставляет ему оборудование, ну а он отбирает среди своих последователей наиболее одаренных молодых людей и начинает работу по программе «Эволют». Через год у него появляется исключительно талантливая помощница, аспирантка кафедры структурной генетики Ингрид Мартенс. Всего лишь через полгода она становится его правой рукой, оттесняя учеников, которые начинали с О'Брайаном работы по проекту «Эволют», еще через полтора защищает докторскую диссертацию. Если это не классический пример сублимации…
— Я не стану это выслушивать, — Ингрид резко поднялась с места.
— Хорошо, — Делануа посипел трубкой, — я пока не буду касаться этой темы.
— Какой темы? — спросил Мук.
«Откуда я знаю».
— Но ты чувствуешь. Я вижу, что тебе тоже хочется спросить, но ты не решаешься.
«Помолчи», — оборвал его Седов.
— Примерно в это время проектом «Эволют» заинтересовался Совет Безопасности.
— С вашей подачи! — Ингрид вновь опустилась на стул, но Седов видел, как она напряжена и готова оспорить любой аргумент Делануа.
— В том числе и с моей. Я в то время работал в отделе, отслеживающем потенциально опасные для человечества научные разработки. Кто-то называл нас святой инквизицией, — Делануа взглянул на Ингрид, — но должен заметить, что наш отдел был создан после инцидента в Шэньяне. Помните?
Седов молча кивнул. Исследования по преобразованию планет с преобладанием метана в атмосфере в научном центре Шэньяна в Китае привели к неконтролируемому процессу в атмосфере, ограниченном, к счастью, пределами города. Цепную реакцию, в результате которой обычный земной воздух превратился в желеобразную органическую массу и накрыл Шэньян куполом в полтора километра высотой, удалось остановить только распылением высокотоксичных соединений. Катастрофа стоила жизни четырем миллионам горожан.
— Поскольку я курировал северо-восток США, то мне и поручили проверку проекта «Эволют». Как вы знаете, для Совета Безопасности не существует закрытых тем, и Бостонский институт предоставил мне все сведения по работам О'Брайана. Что меня поразило в первую очередь: при том, что был задействован минимум оборудования, предоставленного под проект, результаты были исключительно высокими. Более того, теоретические выкладки, зачастую состоявшие из нескольких разрозненных фраз околонаучной терминологии, в ходе практических испытаний всегда получали блестящее подтверждение. Подразумевается, что все разработки, конечный результат которых будет внедрен в медицину или иную область, касающуюся здоровья человека, должны многократно проверяться на низших формах жизни, однако это требование Комитета по медицине не выполнялось ни…
— Каким способом можно проверить единый организм? Расчленить его? Создавать по кускам? Вы не понимаете, о чем говорите! — вспылила Ингрид.
— Это ваше дело, каким способом, — резко парировал Делануа, — мое дело выявить ошибки, допущенные при разработке «Эволюта». И я их выявил и понял, что никаких теоретических изысканий не было. Были философские рассуждения, подготовившие почву, и был готовый продукт, под который нужно было подогнать теорию и создать видимость научных работ! Вот тогда я и занялся О'Брайаном вплотную.
— Вы сумасшедший, — устало сказала Ингрид.
— Нет! Я всего лишь первым увидел опасность.
— О какой опасности идет речь? — спросил Седов.
— Если я скажу это сейчас, вы тоже решите, что я сошел с ума. Давайте уж по порядку, — сердито сказал Делануа.
— Он считает, что «Эволют» — продукт иной цивилизации, — едко улыбаясь, проговорила Ингрид, — что таким образом нас, то есть человечество, хотят изменить, вывести новый вид существ.
— Ну, это вы, пожалуй, того… — пробормотал Седов, — какие-то пришельцы у вас неторопливые получаются. Это сколько же времени понадобится?
— Всего лишь два-три поколения. Но это только одна из теорий, полностью отвечающих ситуации с «Эволютом». Есть еще одно объяснение. Теологическое. Я не специалист по религиозным вопросам, но попробуйте представить, что Сатана решил переродить людей, переделав их по своему образу и подобию. Подсадить в человека собственное отродье. Вдруг Бог умер и противостоять дьяволу больше некому? Что скажете? Чем плохая теория?
— Ничем, — сказал Седов, думая, что пора заканчивать разговор, — она вполне имеет право на существование.
— Ну, раз так, то вот вам и третья: проект действительно является разработкой гения, который настолько увлечен своей идеей, что ему плевать на последствия. Вы можете сказать, в кого преобразует человека анимат, осваивающийся в его теле?
— Я это узнаю раньше всех, — напомнил ему Седов.
— Несомненно. Только вот останетесь ли вы человеком с обычной человеческой психикой, с общепринятым отношением к жизненным ценностям, к незыблемым постулатам, на которых основано наше общество? Кто может предсказать, как изменится ваше тело, наконец?! Спросите его, — Делануа ткнул пальцем в Седова, — спросите это существо! Что оно вам ответит, хотел бы я знать. Впрочем, я знаю, — он махнул рукой и принялся разжигать погасшую трубку, — оно успокоит вас. Оно скажет: все будет по-прежнему, только ты не будешь болеть, ты откроешь в себе новые таланты, ты станешь сверхчеловеком! Улавливаете? А как поведет себя сверхчеловек среди нас, грешных? Я не знаю, и вы не знаете, и доктор Мартенс не знает. Знал лишь один Сайрус О'Брайан, но его не спросишь.
— Потому, что он погиб из-за вас, — тихо сказала Ингрид.
— Вы так полагаете?
— Я изучил биографию О'Брайана, как свою собственную, — Делануа переключил компьютер на стереовизор и увеличил экран.
В комнате возник еще один собеседник — человек лет тридцати пяти с тонкими чертами лица, небрежной прической и чуть насмешливым прищуром глаз. Он сидел на стуле, закинув ногу на ногу, и смотрел на того, кто делал снимок, устало и немного раздраженно, будто ждал, когда же, наконец, его перестанут отвлекать, и он сможет продолжить прерванное занятие.
— Здесь ему тридцать семь лет. Как раз в этот год вы пришли к нему работать, мисс Мартенс, не так ли?
— Да. Это наша лаборатория в главном корпусе института. О'Брайана снимали для местной многотиражки — я присутствовала при этом.
Он родился и провел детство и юность в поселке Бэр-Крик в семидесяти километрах от Линн Лэйк в Канаде. Вот уж действительно медвежий угол. Озера, леса, первозданная природа. К тому времени, как он закончил местную школу, поселок совсем захирел — местные жители разъехались по городам. Уехали О'Брайан. Судя по его дальнейшей жизни, он планировал продолжить учебу. В Канаде для этого много возможностей и в Оттаве, и в Квебеке, и в Эдмонтоне. Можно было учиться и в Штатах, но молодой О'Брайан исчезает из моего поля зрения на год и объявляется, где бы вы думали?
