– Самое главное в жизни – смерть.
– Дружище, еще глоточек? – спросил Гриша.
– Спасибо, – ответил Женя. – Я пару раз пропущу. А потом повторим.
– Норма – великое дело, – сказал Гриша и подмигнул приятелю.
Они поняли друг друга. Всегда понимали. Но они никогда не были друзьями и никогда не станут ими. Приятелями – да. Даже очень хорошими приятелями. Но только не друзьями. Для дружбы нужно нечто большее. Этого между ними не было.
Бутылку привычно пустили по кругу, водка забулькала в стопочки.
– …психология – великая штука.
– Фрейд придумал двадцатый век. И его критерии стали эталонными.
– Придумал. Вот главное определение…
Женя выпал из общего разговора. Чуть улыбался, когда все смеялись, кивал, когда все одобряли услышанное. По большому счету ему было все равно, о чем они говорят. Этим вечером он не хотел оставаться один. Как не хотел оказаться посреди грохочущего клуба. Ему просто была нужна компания. Компания болтунов была не самой плохой…
– Это и есть новый мировой порядок, – подхватил мысль Гриша. – В этом его суть. Не в идеологии, а в потреблении. В наживе на потребителе. Войн за ресурсы нам, конечно же, не избежать, но и ресурсы опять-таки нужны не для того, чтобы не умереть с голоду, а территории не для того, чтобы заселить их. Контроль над всем этим необходим только для того, чтобы продать как можно больше товаров на своих условиях. Даже фундаментальные науки в первую очередь рассматриваются как источник дохода. Освоение средств, выделенных на их развитие. Частные компании – единицы, имеющие доступ, – получают заказы, оплаченные государственными бюджетами, и имеют законные десять процентов прибыли. Это если мы говорим о более законопослушном обществе, в котором работают законы. А кое-где распил средств происходит с акульей жадностью. Невзирая на лица и не опасаясь ответственности.
– То есть цивилизация научилась из всего извлекать прибыль, – подытожил Рыжий. – Не важно, законную или нет. Важно, что ее должно быть много. Соответственно растет общая денежная масса. И как следствие обесценивание единицы платежа. А значит, и величины состояния. В результате возникает новая необходимость увеличить это состояние, и все идет по кругу.
А потом были танцы. Модные мотивчики сотрясали воздух, молодежь дергалась в ритм, Женя сидел в кресле и неспешно, из большой кружки, пил принесенный Гришей крепкий сладкий чай.
Юля в общей сутолоке пересела к Жене на колени. Он поставил чашку на пол, помог старой подруге устроиться поудобнее. Она обхватила его шею.
– Чего не танцуешь? – спросила Юля, запуская свои пальцы в его волосы. – Смотри, сколько сладких девочек.
К Жене пришло блаженство, он бы закрыл глаза, если бы это была какая-нибудь девка, а не Юля. Воспоминания накатили бирюзовой волной теплого моря.
Юля поцеловала его в губы. Он нежно погладил ее колено, осторожно чуть продвинулся пальцами по внутренней стороне бедра, но дальше не пошел, остановился.
– Почему замер? Испугался?
– Так ты же три кирпича ломаешь ладошкой. Что моя рука!
Юля улыбнулась и снова поцеловала его в губы. Нежно. Уверенно. Так, что в этот раз у него перехватило дыхание.
– Сегодня твой день, – прошептала она ему на ухо.
– Уже ночь, – сказал Женя, чтобы хоть что-то сказать, потому что забыл половину не только слов, но и звуков.
– Значит, тебе повезло вдвойне. И ночь твоя.
На улицах города творилось что-то невероятное. Москва. Июль. Двенадцать часов дня. Столбик термометра играючи подползает к отметке в тридцать пять градусов, и все понимают – это только начало. Синоптики обещали, что будет сорок два градуса, но когда они точно угадывали погоду? Меньше не будет точно, значит, всех ждет очередной день в аду. А в небе ни облачка. И так вторую неделю подряд. В соседних регионах ливневые дожди, на Алтае вчера ночью были заморозки, а в Москве тридцать пять в тени.
Жара.
Невыносимая жара.
Асфальт плавится под колесами машин. Жестяные коробки на колесах работают не хуже сауны, если хозяин решил сэкономить на кондиционере. И говорят, что в ближайшую неделю рассчитывать на то, что жара отступит, не стоит. За этот месяц москвичи прокляли автомобильные пробки сильнее, чем за всю прошедшую жизнь, вместе взятую. И в прежние времена яркое солнце отупляюще действовало на водителей, количество мелких аварий в такие дни вырастало в разы, но это было ничто по сравнению с тем, что творилось на дорогах теперь. Народ просто сходил с ума. Из-за ДТП образовывались гигантские пробки, отчего водители дурели еще сильнее.
Пулеметная очередь сухим треском разнеслась по соседним улицам. Свинцовый горох, разбрасываемый щедрой пригоршней с балкона пятнадцатого этажа, с гулким отзвуком дырявил автомобильные и автобусные крыши, крошил ветровые стекла. Не было ни страха, ни оцепенения. В происходившее просто никто не поверил, потому что никто даже представить себе не мог, что кто-то однажды начнет расстреливать автомобильный затор из пулемета Калашникова, удобно устроившись на собственном балконе.
Первые женские вопли и крики раненых разорвали жаркое марево, как молния разрывает грозовое небо. Разбитые стекла звонко сыпались на асфальт. Пассажиры, не дожидаясь открытия дверей, выбирались через разбитые окна. Люди бросали своих железных коней и метались по дороге, не зная, куда бежать. Пулеметный ствол весело рыскал в пространстве, щедро поливая свинцом весь сектор обстрела. Убитые и раненые падали под колеса, потоки крови заливали асфальт, делая его скользким. Мертвые тела мешали проходу между рядами машин, лица, застывшие в предсмертной гримасе, вселяли ужас. А пулеметчик в очередной раз сменил коробку с лентой, громко расхохотавшись, задрал голову вверх и, крикнув небесам:
– Ве-ли-кий Лю-у-уфт! – продолжил обстрел всего, что еще двигалось.
Подъехавший к подъезду полицейский уазик за минуту был превращен в решето. Наряд так и не успел выйти из машины. Воспользовавшись короткой паузой, народ на шоссе бросился в сторону сквера, надеясь за густыми кустарниками и листвой укрыться от глаз обезумевшего убийцы. Закончив с полицейскими, пулеметчик вернулся к шоссе и продолжил расстрел. Поднятый по тревоге спецназ спешил к месту бойни, невзирая на правила дорожного движения, прорываясь на бронированном «Тигре» по тротуарам, через газоны и детские площадки.
Время тянулось настолько медленно, что дежурный по ФСБ физически начал чувствовать его вязкую, тягучую плотность. Спецназ не успевал. Весь личный состав районной полиции был поднят по тревоге, они пытались оцепить сектор обстрела, но смогли сделать это только на дальних подступах и с тыльной стороны дома стрелка. СОБР вступил в бой, но достать безумца на пятнадцатом этаже было непросто. Пробравшись в подъезд, они попытались проникнуть в квартиру с крыши, но все люки, ведущие на чердак, были наглухо заварены. Дверь пулеметчика оказалась не просто железной, но еще и с усиленным каркасом. С минуты на минуту ждали приезда подрывников.
