— Полагаю, вам достанет ума не сбивать меня?
— Мы тоже рассчитываем на твой здравый смысл. Что бы ты ни задумал — упаси тебя господь хотя бы пальцем задеть Индиру.
— Терехов, а как ты отнесешься к тому, что я сейчас, на твоих глазах, распрягу ее и трахну?
— Мы посмотрим на это с раздражением, Зомби. Когда мы возьмем тебя, то выкроим минут пять, чтобы побеседовать без адвоката. Нет, бить мы тебя не станем, но твоя половая функция будет необратимо нарушена…
Я издевательски смеюсь. Не отпуская управления, тяну свободную руку к вороту платья Индиры. Она пытается вскинуть скованные руки, чтобы защититься, но с криком боли роняет — запястья в наручниках замысловато и весьма болезненно перегибаются. Рывком разрываю на ней платье до пояса. Запускаю ладонь под лифчик.
Удовольствия никакого — сплошная боль в паху. Сцепив зубы, держусь сколько могу. А болезненная гримаса на лице издали вполне сойдет за похоть.
— Зомби! Мы предупредили тебя.
— Плевал я на ваши предупреждения! Вы не можете мне помешать. Я волен делать что хочу и лететь куда хочу. Вы же не захотите навредить вашей подружке, не так ли?
Терехов зловеще молчит. Потом говорит тихим, ровным голосом:
— Чтобы ты знал, Зомби. У тебя ничего не выйдет. Кактус-Кампус нашпигован “кайманами”. На каждом этаже и в подвале их не меньше десятка, и у всех задание стрелять по тебе без предупреждения. Если ты надеешься, что кто-то будет стараться упаковать тебя живым, то заблуждаешься. Такого распоряжения не было. Как ты оцениваешь свои шансы?
— Чтобы попасть в меня, сначала им придется продырявить эту девочку, — отвечаю я слегка озадаченно.
— Дальше: аннигиляционный процессор заглушён. Если тебе так уж хочется что-то взорвать, отправляйся на свалку, где ты провел ночь, и взорви какое-нибудь озерко из дерьма. Получится куда более эффектно, чем ты рассчитываешь добиться в Кактус-Кампусе. Заодно и примешь душ…
Они все знают. Они все предусмотрели. И даже если это наполовину блеф, “пастух” прав: шансы мои невелики. “Ты взвешен на весах и найден очень легким…”[25]
Может, и впрямь бросить эту затею?
— Что еще скажешь, Терехов?
— Чтобы проникнуть в Кактус-Кампус, тебе неизбежно придется выйти из кабины. В первую же секунду один снайпер отстрелит тебе руку с пистолетом, которым ты грозишь Индире. Второй влепит пулю точно между глаз.
— Похоже, я буду выглядеть сущим уродом!
— Да ты и сейчас как жопа с ушами… Вот что, Зомби. Мы большие дяди, и нам надо договариваться. Взывать к твоей совести я не стану. Хочется тебе взорвать Гигаполис, погубить миллионы женщин и детей — дело твое. Бога, видно, не боишься. Тем более что я уже разъяснил всю абсурдность этой затеи. Мы все равно тебя возьмем. На входе ли, на выходе ли… Не станешь же ты куковать внутри здания, дожидаясь взрыва? Или ты еще не обдумал процедуру отхода?
— Все я обдумал…
— Захотелось, видно, пощекотать себе нервишки, застоялся старый конь? Давай сделаем так. Ты отпускаешь Индиру и один входишь в Кактус-Кампус. Со всеми своими цацками, но один. Никто тебя не тронет, мои гарантии. И я там буду тоже один. Сыграем в американскую дуэль в пустом тридцатиэтажном здании, а? Такого случая тебе больше не представится.
— А что будет, если я соглашусь?
— Тебе — масса впечатлений. Нам — сэкономленные силы.
— Я хочу спросить, что будет, если я выиграю?
— Ах, это… Можешь катиться на все четыре стороны. Мы уважаем профессионалов. Но тебе никогда не выиграть. Ты отяжелел, обрюзг, и колени твои уже не гнутся как прежде. И суставы похрустывают. И геморрой с запорами…
— Заткнись, Терехов! Нашел дурака… Я действительно взрослый человек, а не пацан, чтобы играть с тобой в кошки-мышки. Я профессионал. Я решил сделать и сделаю то, что задумал! Даже если вы загоните в Кактус всех своих дармоедов и самое “Башню смерти” впридачу!
Мы подлетаем. Я вижу почти стометровую свечу Кактус-Кампуса. Она растет, надвигается, нависает надо мной. Все окна зашторены, мертвы. Ни единого огонька. Жутко.
Невольно кошусь на Индиру, будто ищу у нее поддержки. Она сидит молча, прикрыв глаза, стянутыми руками неловко придерживая разорванное платье.
— Зомби…
— Что тебе, Терехов?
— Не трогай Флавицкую. И… мой тебе совет: сдавайся.
— Мой совет тебе, Терехов: иди к черту!
Эскорт отваливает, оставляя меня один на один с Кактус-Кампусом. Они ждут, что я начну снижаться. Верно, у них и вправду кругом полно снайперов. В том здании… и в том… и на каждом углу… Но я поступаю вопреки их планам: элкар набирает высоту и, в падении сбрасывая скорость реверсом, пробивает окно одного из средних этажей!
Размахивая личной карточкой над головой, прорываюсь сквозь тройное кольцо оцепления. Мне помогает то, что впереди тараном идут мои трассеры, с которыми я только что отбомбился в “Инниксе”. Самые здоровущие и страховидные трассеры Гигаполиса… Но за пятьдесят метров от главного входа в Кактус-Кампус (он же Институт физики высоких энергий) не встретить уже ни единой живой души. Огромное современное здание очищено под метелку и обесточено. Кажется, из него удалили даже крыс.
Демонстрирую неподобающую моему возрасту прыть: вбегаю в вестибюль. Пусто.
Не совсем еще выйдя из роли, сыгранной мною какой-то час назад, ору во всю мочь:
— Старший инспектор Ерголин, к комиссару Сполоху, проводить жива-а!
Откуда-то возникают приземистые фигуры в черных комбинезонах с кольчугами поверх и пластиковых шлемах. Отбрасывая за спину машин-ган, один манит меня пальцем. Другой, не таясь даже из соображений приличия, ценится мне в живот. С выставленной впереди себя карточкой покорно иду на зов. С “кайманами” шутки плохи. Всадят очередь в кишки, а после сам же доказывай, что не верблюд… Первый молча изучает карточку. Лица под керамитовым забралом не видно, отчего он делается похож на астронавта в нештатной ситуации, а все происходящее — на сцену из старинного фантастического фильма.
— Назовите личный номер, — говорит он приглушенным голосом.
Я называю.
— Благодарите Бога, что трассеры нас уведомили, — ворчит “кайман”. — Имеем распоряжение стрелять без предупреждения.
Хорош же я был со своими барскими замашками минуту назад!.. Достаю носовой платок и вытираю пот со лба. Кажется, “кайманы” разглядывают меня с иронией. Первый отпускает короткую и абсолютно неразборчивую фразу в фонор и спустя минуту получает такой же невнятный ответ.
— Идемте, господин старший инспектор, — говорит он.
