На дворе было хорошо. Главное, воздух свежий, который можно было вкусно вдохнуть полной грудью после тяжелого амбре госпитальных коридоров. Для меня, почти три недели проведшего в помещении, которое не проветривали, это было восхитительно. Мороз отпустил. С пасмурного неба падал редкий пушистый снежок. Статуи в дворцовом парке, замотанные по сезону в мешковину от мороза и заваленные снегом, превратившись в нечто футуристическое по форме, вызвали мою улыбку.
У парадного подъезда стояла запряженная парой больших вороных рысаков черная карета с зашторенными окнами. Кучером на ней восседал какой-то имперский кирасир в серой шинели и черной лакированной кожаной каске. Оказалось, что это персональный транспорт для меня, которого на парадной лестнице дворца сдал, как груз, по описи, бывший часовой еще двум таким же кирасирам с палашами в никелированных ножнах.
Мне вежливо помогли сесть в карету. Сопровождающие кирасиры погрузились в нее же. Один сел рядом со мной со стороны моей здоровой руки, другой напротив.
Как только хлопнула дверь, свистнул кнут, и карета, дернувшись, тронулась с места и довольно ходко пошла.
— Шторку откройте, ефрейтор, — попросил я старшего по чину из сопровождающих кирасир.
— Не положено, — буркнул тот в ответ.
Ладно, думаю, посмотрим, что дальше будет. Уверен, что няня Иза сегодня же сообщит Плотто, что меня перевели. Обязательно. Я все еще надеялся, что капитан-лейтенант найдет возможность встретиться со мной.
Ехали недолго. Слышал только обычный уличный гул, да как за каретой громко стукнули, закрываясь, массивные сворки ворот.
— Приехали, — сказал ефрейтор.
— Как называется это место? — спросил я.
— Городская тюрьма, — ухмыльнулась его наглая рожа. — Самая для вас что ни на есть подходящая санатория.
Ключ со скрежетом провернулся в обитой оцинкованном железным листом двери, я остался один и смог осмотреться. Камера как камера. Комната три на три метра с высоким потолком и стенами, крашенными немаркой коричневой краской. Высокое окно, выше человеческого роста, забрано в решетку. Железная кровать. Матрас, подушка, тонкое шерстяное одеяло и постельное белье, новое, чистое, аккуратной стопочкой. На стене вешалка на три деревянных нагеля. Стол. Два гнутых деревянных стула, чему я очень удивился, ибо гостей здесь принимать не планировал. Казарменная тумбочка, окрашенная той же краской, что и стены. Вокзального типа чугунный унитаз серой эмали в коричневую крапочку в углу около двери без загородки с откинутой крышкой. Рядом жестяной умывальник. Над ним небольшое зеркало висит. Под зеркалом деревянная полочка, на которой лежит примитивная мыльница прессованного рога. В мыльнице какая-то полужидкая масса. На ощупь — мыло. Водопровод подведен, но вода только холодная. Мрачновато, конечно. Но жить можно. Для одного так даже просторно.
Вот только лампочки никакой нет, ни электрической, ни масляной. Впрочем, пока день — тут светло. Читать, по крайней мере, можно, не напрягаясь.
Причем этот номер эконом-класса находится не в самом здании тюрьмы — высоком замке красного кирпича, а в дальнем от ворот флигеле в один этаж с полуподвалом. Вот в этом полуподвале я и сижу неизвестно за что. У охраны спрашивать бесполезно. У нее обет молчания.
Незнание уже стало меня напрягать, но по читаным-перечитаным детективам я понимал, что это меня так до кондиции готовят, чтобы, значит, соскучился я по разговорам и язык распустил. Но при этом удивительно то, что меня никто не удосужился обыскать. А в бурках, во внутреннем кармане, между прочим, у меня наваха. Хоть сталь и китайское дерьмо, но все же, все же…
Я несколько неловко — все же одной рукой управляюсь — разместил верхнюю одежду на вешале. Заправил кое-как постель и лег поверх одеяла, не снимая бурок. Боялся, что одной рукой сам портянки обратно не намотаю. Выдержка выдержкой, а очко-то жим-жим. Понимаю, что меня специально так мурыжат неизвестностью, но внутреннее желание неистребимое такое, чтобы быстрее наступила хоть какая-то определенность.
— Жаль… так я и не попробовал фельдфебельских пейзанок, — засмеялся я, тут же сморщившись от боли в швах на спине.
Как раз в день дорожного происшествия Эллпе обещал привезти их к вечеру в нашу хату на полигоне. Я еще для этого перед экзаменом сливянки закупил в городе. И деликатесов на закусь. Пропало все небось. Не знаю почему, но это меня рассмешило.
Потом воспоминания перебежали на образ баронессы в гинекологическом кресле, и я понял, что пора завязывать с такими мыслями. Не то так недолго скатиться до себяжаления, что в моем положении чревато. Надо сначала узнать, что от меня хотят, а уже потом делать выводы. Лучше всего в такой ситуации поспать.
Разбудил меня молчаливый усатый кирасир, притащивший поднос с обедом. Внутри помещения он снял свою лакированную каску и покрыл голову неким подобием бескозырки. Судя по круглой кокарде на тулье, кирасиры были местные, ольмюцкие.
Обед был обычный солдатский: гороховый суп-пюре, каша, похожая на гречневую, но не гречка. Тушеное мясо с подливой и компот. Скорее всего, для арестантов тут ничего отдельно не готовят, а кормят с котла охраны. Отсюда вывод: арестантов, таких, как я, пока очень мало. Или камер во флигеле мало.
Ввиду отсутствия туалетной бумаги я попросил принести мне на подтирку «хотя бы газет». И до вечера их читал от корки до корки. Все шесть штук разом.
Судя по самой свежей газете, на свободе вся империя празднует победу своего броненосного флота над винетскими военно-морскими силами, которым адмирал барон Райнфорт устроил форменную «цусиму» при попытке винетов разблокировать проливы в океан. Только броненосцев вражеских потопили с дюжину, не считая другой мелочи.
Союзники с подходом своего флота опоздали или винеты поторопились, но что есть, то есть. Остатки винетского военно-морского флота ныне трусливо прячутся под защитой береговых батарей в портах. А союзники, напоровшись около проливов на нашу эскадру и не увидев силуэтов винетских кораблей, пострелялись взаимно с нашими броненосцами до темноты из главного калибра на предельной дистанции, да и отвалили восвояси.
Получается, что на Южном море у нас теперь нет серьезного соперника. Кончился.
Оставшиеся у винетского герцога три старых броненосца береговой обороны нашей эскадре не помеха. Имперские крейсера по всему Южному морю свободно захватывают винетские пароходы и шхуны, которые после поднятия имперского военно-морского флага, смены экипажа и установки на них пары устаревших пушек вводятся в наш флот как транспортные суда и вспомогательные крейсера. Винетия хоть и развитая морская страна, но в настоящее время находится на пороге морской блокады. А от союзной им Западной республики герцогство отделяют высокие горы с вечными снегами, по которым много не провезешь, да и нет у республики столько ресурсов, чтобы еще и союзное герцогство кормить.
