— Велите подать телефон!
Старинного вида чёрный аппарат на длинном-длинном шнуре немедленно принесли.
— Звонок — за ваш счёт, — якобы шутки ради сказал Катранджи, и Хаим вежливо хихикнул. Мол, всё понял. На самом деле, Ибрагим имел в виду несколько другое, но до поры объяснять не стал.
Иерусалим ему дали через минуту. Сотрудник тамошнего офиса по условной фразе сразу узнал хозяина.
— Ну-ка, парень, живенько подними мне всё, что у нас на… — Он повернулся к старику, резким тоном спросил: — Под кем ходишь? Фамилия, погоняло…
— Эфроимсон, Лазарь Менделевич. Сенатор.
Катранджи назвал клерку оба имени.
— На всё пятнадцать минут. После этого пусть куратор перезвонит мне и Эфроимсону. А тот тоже мне. На этот же номер. Ясно? Исполняйте…
Быстрота и натиск гостя произвели на Штаркера впечатление. Пожалуй, чрезмерное.
— Вы хотите сказать, что Лазарь Менделевич сам станет звонить мне? Неизвестно с какой радости? И что он потом скажет, и что я ему отвечу? Сдаётся, сейчас я сделал большую ошибку…
— Перестаньте ныть, реб Хаим. Вы сейчас сделали самый крупный гешефт в своей жизни, и сами этого ещё не поняли. Если ваш Сенатор хоть что-нибудь из себя представляет, вы вместе с ним получите такие шансы… — Ибрагим зажмурился. — Но если нет — так нет. На этом закончим переливать из пустого в порожнее и немного подождём. Расскажите пока что-нибудь интересное за Одесу, я слишком давно тут не был…
Катранджи стало легко на душе и даже весело. Ещё две недели назад он не думал, что жизнь снова приведёт его в Россию, а вот привела, при довольно странных обстоятельствах. И он неожиданно опять ощутил себя почти тем же нормальным питерским студентом, чьей национальностью, происхождением и положением на родине никто не интересовался. Он был своим среди своих. И внутренний голос ему подсказывал, что всё может повториться. Не по Гераклиту, по марксо-энгельсовской спирали. Почти то же самое, но на другом совершенно уровне.
На дальнем конце стола вдруг возник какой-то шум. Несколько вскриков, звон бьющейся посуды. И сразу, как здесь принято говорить — вселенский хай.
Ибрагим выдернул из заднего кармана пистолет, вовремя возвращённый Кристиной, глянул на хозяина бешеным взглядом, упёр ствол ему в бок.
— Что такое? Почему?
Штаркер закричал неожиданно зычным голосом. Словно боцман парусника, командующего в шторм матросами на реях.
Мгновенно всё стихло.
Катранджи толкнул хозяина:
— Пошли, посмотрим…
Картинка обрисовалась интересная.
Тот, кто назвался Василием, сидел на земле, обеими руками зажимая лицо и тихонько поскуливал. Между пальцами сочилась кровь, и довольно обильно. Над ним стояла Кристина, держа свой «глок» за ствол.
— Что случилось? — спросил Ибрагим, опережая Штаркера.
— Этот придурок попросил у меня посмотреть пистолет, — как отличница на уроке, ответила девушка. — Я дала. Он попросил продать. Я сказала, что могу и подарить, если он расскажет, для чего весь этот цирк и кто его устроил. Он согласился и предложил поговорить в сторонке. И вдруг направил пистолет на меня. Сказал: «Это ты мне, сучка, всё расскажешь, или…» Я захотела отобрать у него оружие, тогда он два раза нажал на спуск. Правда, целил в ногу. Пистолет не выстрелил, я его у него забрала. Всё.
Штаркер обвел гневным взглядом окружающих.
— Так?
Ему ответили, что слов они не слышали, но со стороны примерно так всё и выглядело.
— И что это означает, любезнейший? — Нейтральный вопрос. Но голос турка прозвучал достаточно серьёзно.
— Пока не знаю. Но выясню немедленно… — Движением головы он указал на Василия.
Пока того поднимали под локти, из тени коридора вышла Герта. Перед ней с руками на затылке, спотыкаясь, двигался Иосиф. Штанины с вырванной ширинкой едва держались на поясном ремне, практически по отдельности.
— Нет, милейший, — снова сказал Катранджи, с лёгкой издёвкой, — у вас действительно чёрт знает что происходит… Тебя тоже хотели обидеть? — обратился он к Герте.
— Да они тут все ненормальные какие-то. Только я присела на унитаз, он сорвал крючок и набросился, навалился сверху. Я сначала подумала — насиловать прямо здесь хочет. А он обеими руками — за пистолеты. Я его — за то самое место. Хотела сразу оторвать, но только сжала посильнее. Он даже заплакал. Я отпустила и велела идти сюда. Он пошёл. Это всё.
Разразиться хохотом и скабрёзными криками, как требовала достаточно комичная ситуация, полутора десяткам обитателей Молдаванки помешали стволы в руках у Катранджи и Кристины, но более всего — лица девушек-телохранительниц. Совершенно безмятежные, без малейших признаков злости, агрессивности, хотя бы обычного боевого азарта и высокомерности победительниц. Ничего.
Спокойная удовлетворённость людей, хорошо сделавших обычное, привычное, ничуть не героическое дело. Пробитое колесо на машине заменить, коров подоить…
Ибрагим смотрел на Герту. В её облике — никаких следов только что случившегося эксиденса. Костюм в полном порядке, даже причёска. Значит, хватило нескольких минут, чтобы и с нападавшим справиться, и себя в порядок привести. Прежнее чувство сменилось другим. К восхищению примешивался почти мистический страх. Не на этих девушек направленный, обращённый совсем в другие сферы.
— А я ведь вас предупреждал, — мягко, но с металлом в голосе сказал Ибрагим Штаркеру.
— Я тоже предупреждала бабушку в трамвае, — легко вмешалась в разговор старших Кристина. — Зачем, спросила, на Молдаванке трупы? Передайте, кому положено.
— Она передала, я не сумел правильно объяснить, — сокрушённо склонил голову Хаим. — Этих — убрать, — он брезгливо отмахнул рукой. — Потом разберёмся. А вы, Ибрагим Рифатович, простите, если можете. Пойдёмте, телефонного звонка подождём. Вы, девушки, с нами…
Остальным, якобы гостям, заполнявшим двор, велел продолжать застолье, но — чтобы ни звука.
— Так почему пистолет не выстрелил? — спросил Катранджи Кристину, когда они вчетвером расселись во главе стола, как равные. Ривка и Сима стремительно меняли приборы и тащили очередные подносы с тарелками, мисками, горшочками.
— Я похожа на дуру, дядя Изя? Долго из полной обоймы патроны вытряхнуть? Для чего и в туалет выходила… А разницу в весе без хорошего опыта у чужого ствола не заметить.
Ибрагим довольно кивнул, а Штаркер съёжился.
— Поверьте, Ибрагим Рифатович, ничего такого никому не приказывал. Велел глаз не спускать — это да. Но ни слова больше.
— Ваша забота, — небрежно ответил Катранджи.
