Олег огляделся. Они стояли перед длинным двухэтажным зданием, расчищенным от побегов плюща, наверху большие буквы складывались в слово: «ГИМНАЗIЯ». Штукатурка на стенах частично осыпалась, но стекла в окнах остались целыми.
– Здесь когда-то учился Чехов, тот самый, который сейчас считается духом Сказителя. А теперь это интернат для не совсем здоровых.
– Ты, значит, не веришь в духов… – Олег попытался сформулировать мысль. – Не веришь в тех… о ком говорит шаман?
Саша тяжело вздохнул, поморщился, будто отвечать было невероятно трудно:
– Я верю в архетипы… не знаю, поймешь ли… как бы тебе объяснить… есть внутри нас смерть и рождение, любовь и ненависть, тьма и свет, созидание и разрушение… в общем, все это имеется в самой душе, но легче спроецировать образы на внешний мир, чем копаться внутри себя, понимаешь? Легче винить богов или духов, чем себя. Понимаешь, о чем я? Вот говорят: на все воля божья, или дьявола, или батюшки царя, или еще кого-нибудь… судьба или не судьба… вот отсюда и появляются всякие Сказители, Отшельники, Творцы, Бессущностные и прочие… Да у вас в вашем Лакедемоне наверняка тоже что-то такое имеется… религия, или еще что-нибудь, может, учение какое… понятия, принципы…
Шатен смотрел с ощущением болезненной безнадежности.
– Значит, никаких духов на самом деле не существует? – нахмурился уже Олег.
От этого вопроса Саша засопел и скривился, как от острой боли.
– Существуют, – выпалил он. – Тебе лучше думать, что они существуют. Идем!
В затемненном помещении стояло несколько кресел. В одном из них, читая книгу, сидела девушка с невероятно белой кожей и длинными серебристыми волосами. Завидев вошедших, белоснежка вскочила и улыбнулась:
– Здравствуй, Саша.
– Привет, Ника. Я тут ящерицу принес, будет время – может, противопаучью мазь приготовите.
– Хорошо, – девушка взяла рептилию. – Ты к Лизе пройдешь?
– Попроси ее спуститься, мы ненадолго, я с дежурства и должен пойти поспать.
Когда Ника ушла, Саша указал на кресло:
– Устраивайся.
Олег уселся в самом темном месте, под аркой, неизвестно почему чувствуя сильную неловкость и почти жалея, что пришел. Но придумать какой-нибудь повод, чтобы уйти, он не успел, так как на лестнице появилась молодая женщина с ребенком на руках.
– Здравствуй, Лиза, и знакомься, это Олег, уже почти полноправный нуклеар.
Женщина поздоровалась с мужем, кивнула гостю.
– Ну иди ко мне, Нюта, – шатен присел на корточки.
Лиза поставила девочку на ноги, и Олег увидел, что малышка ужасно уродлива. Ее лысая голова был раза в два больше обычной, глаза несфокусированно переходили с предмета на предмет и вращались, а вместо рук из кофточки торчали короткие трехпалые лапки.
– Тата! Тата! – проверещало создание и поковыляло на кривых ножках к отцу.
Саша обнял девочку, поднимая на руки.
– Я тебе подарок принес, милая, – он достал из кармана колокольчик на веревочке и позвонил.
– Тата! Тата! – малышка задергала лапками.
– Как она? – спросил Саша, привязывая колокольчик к уродливой ручонке.
– Полночи скулила, все время лоб терла, наверное, сильно болела голова, даже настойка шамана не помогала, но под утро заснула, – женщина устало улыбнулась.
– Тата! Тата! – послышался визг и звон колокольчика.
Нагнув голову так, что подбородок коснулся груди, Олег прикрыл веки. Он не мог смотреть на это жуткое зрелище. Юноша с удовольствием заткнул бы и уши, но боялся, обидеть новых знакомых. Эти двадцать минут встречи отца с семьей длились бесконечно долго. Грустные голоса, гнетущая полутьма мрачного зала не давали дышать, а визгливое «Тата! Тата!», казалось, продавит барабанные перепонки.
Когда молодые люди вышли из Гимназии, Саша, угрюмо-сосредоточенный, спросил:
– Понимаешь, почему я привел тебя сюда?
– Почему?
– Ты ведь сбежал, потому что не хотел смерти для своей дочери. Потому что решил, что законы твоей общины жестоки, – по щеке Саши скатилась капля. – А я хотел тебе показать обратную сторону милосердия. Оно не менее жестоко, чем твои бесчеловечные соплеменники. Твой ребенок должен жить, это понятно, она здорова, но что делать с такими? Иногда мне кажется…
Он не закончил фразу, не мог унять дрожь в руках. Наступила неловкая пауза. Наконец, вытерев лицо рукавом, Саша продолжил:
– Каждый раз, когда я прихожу сюда, мне хочется просить прощения у Лизы за то, что я не могу находиться с ней, потому что она из клана Слепых, а я посвящен Бессущностному. Но я не знаю, как можно выдержать этот ад. Лучше умереть под пытками, чем жить, ухаживая за таким существом…
– А что за клан Слепых? – Олег поспешил увести разговор на другую тему, потому что отчаяние Саши обжигало.
– Это малый клан, в нем всего лишь трое: моя жена, Ника-альбинос, ты ее видел, и Дина. Их главная обязанность – ухаживать за рожденными с отклонениями, – Саша указал куда-то в сторону от Гимназии. – Тут недалеко есть памятник подпольщикам. Там парень и девушка, но вид у них, будто они слепые… ладно, бог с ним. Куда теперь?
– Может быть, ты пойдешь отдыхать, а мне дашь какую-нибудь книгу? У тебя ведь много книг? – сказал Олег, которому очень хотелось сказать что-то в поддержку, но он не находил верных слов для этой ситуации.
Глава 13
В поиске лёгких путей обойтись без разочарований…
Он собственноручно делал это каждый день: привычными движениями, будто совершая некий священный ритуал. Вот и сегодня, чуть только начало смеркаться, царь Роман зажег пять свечей, вставленных в бронзовый канделябр, провел пальцем по прихотливо изогнутым завиткам, а потом тщательно запер на задвижки крепко сбитые ставни. В комнате было душно, но правитель никогда не оставлял окон своего кабинета открытыми с наступлением темноты. На массивном дубовом столе наблюдался легкий беспорядок: кружка недопитого чая из листьев душицы, мяты и еще каких-то растений, стопки бумаг, с торчащими в разные стороны уголками документов, и две хрустальные чернильницы, возле которых были разбросаны гусиные перья. В Лакедемоне готовили два сорта чернил. Дефицитную бумагу можно было использовать повторно, стерев текст, написанный смесью из сажи и масла; это подходило для малозначительных дел. Если же имелась необходимость увековечить какую-либо мысль, закон или предписание, то в ход шли чернила из сажи, смешанной с соком акации.
– Милый, Кацо вернулся, – в дверях появилась ухоженная, очень привлекательная женщина в длинных одеждах из шелка.
– Пусть войдет, – царь сделал глоток остывшего напитка, который по вкусу едва ли напоминал довоенный чай, но все-таки был похож коричнево-золотистым цветом.
