— Разворот! — крикнул Леша, хотя Батур и так знал, что делать. — Разворот и посадка! Павел, надеть перчатки! Полная боевая готовность!
* * *
— Летит сюда, — доложил помощник. — Золотой!
— Вижу, прячемся.
По крыше мусорного бункера Лукан с помощником поспешили к одной из двух построек, в которых стояли пулеметы. Возле второго с начала операции дежурил двоюродный брат помощника Лукана.
Нырнув в дверной проем, старик пробежал вдоль стены и выглянул. Помощник, развернув к окну цилиндр ствольного блока, присел на корточки позади пулемета. Одну руку он положил на ящик, из которого в прорезь лентоприемника шла металлическая полоса с патронами. К боку ящика была прикручена железная коробочка с единственной кнопкой, а от коробки вверх, к поворотному механизму стволов, тянулся провод.
Рокот пропеллеров нарастал — золотой гранч приближался. Лукан скомандовал:
— Придвинь пулемет ближе к окну, сейчас у тебя слишком малый угол.
— Могут заметить, — возразил второй терианец.
— Это уже неважно.
Заскрипели сошки по бетону. И тут же частый стук донесся сквозь рокот: оба пулемета «Всесилия» открыли огонь.
Пули врезались в крышу соседнего бункера. Того самого, наполовину сгоревшего и заброшенного, на котором по приказу Лукана еще утром поставили имитацию варханской световышки, а под нею в кресле посадили чучело в штанах, куртке, шапке и шарфе — на его «лице» помощник даже намалевал углем глаза, рот и нос, хотя в этом уж точно не было необходимости.
Чучело с креслом взлетели фонтаном обломков, клочьев ткани, соломы и щепок. Пули пробили стойку, она подкосилась, рухнула на крышу вместе с железным ящиком. Из-под крыльев самолета одна за другой сорвались бомбы. Первая упала на землю, вторая — под основание бункера, третья — на его стену, четвертая — на крышу.
Гранч начал подниматься, его оружие смолкло. Бомбы взорвались, и Лукан, прикрыв глаза рукой, крикнул:
— Огонь!
Помощник услышал командира, а его брат у другого пулемета — нет, но они начали стрелять одновременно.
Когда помощник вдавил кнопку на железной коробочке, ствольный блок завращался. Терианец стрелял не слишком удачно — пули из четырех стволов прошли позади гранча. Ругнувшись, он повернул оружие вслед за целью.
Зато его брат оказался более точен. Вторая очередь пробила фонарь самолета, пошла назад — полоса мелких разрывов потянулась вдоль фюзеляжа. Тут как раз очередь помощника догнала гранч, перекрестный огонь прорубил хвост, превратив стабилизаторы в дымящиеся лохмотья.
Пулеметы стихли. Золотая крылатая машина с тонким воем неслась дальше, оставляя за собой темный шлейф. Миновав территорию распределителя и пригородную дорогу, она врезалась в край поля.
Все это время подвергшийся атаке бункер медленно кренился, а теперь с тяжелым лязгом упал. Дрогнула земля, разлетелись обломки, поднялись клубы дыма и пыли.
— Отбой, — приказал Лукан, отворачиваясь от окна.
Пока помощник высвобождал из пулемета патронную ленту, он вышел наружу, крикнул в сторону другой постройки: «Уходим!» — и зашагал к люку. По дороге, подхватив со стола мятую алюминиевую кружку, допил разбавленный водой дешевый ром. Кружку сунул в карман — нечего разбрасываться добром, в организации вечно всего не хватает. Уже спускаясь в люк, Лукан скользнул взглядом по далекому Центавросу и равнодушно отвернулся. До Нашествия он служил счетоводом в одном из магазинов, принадлежащих городскому богатею Микете Валуху, и привык быть аккуратным во всем. А еще — все тщательно просчитывать. Вот и сейчас он все просчитал. Лукан был готов умереть, но не стремился к этому. Зачем умирать от руки врага, если можешь переиграть его?
* * *
В первый момент Нектор бер’Грон не понял, что произошло. Вот его золотая хищная птица, его «Всесилье» летит к командному пункту диверсантов, вот из-под крыльев падают бомбы, а из стволов вырываются пули… А вот уже она дымится, лишившись хвоста, потеряв всю свою силу и красоту, падает — и разбивается о землю.
Нектор выпрямился, пальцами сдавив бокал так, что тот лопнул. Вино пролилось на столик, на руку в бархатистой перчатке. Он едва сдержался, чтобы не выругаться. Услышать командера не мог никто, ближайшая пушка стояла далеко, но все равно не пристало потомственному воину-берсеру давать волю чувствам даже в такой ситуации, да и вообще — это попросту неизящно — сквернословить. Признак плохого вкуса и несдержанности.
А потом усмешка тронула его губы, и Нектор бер’Грон подумал: По крайней мере, меня там не было — а ведь собирался.
Командер снял перчатки, бросил их на столик. Кстати, что это был за грохот? Он послышался, как раз когда падало подбитое «Всесилье», в тот момент Нектору было не до шума, но теперь, заметив, что бойцы возле пушек смотрят вверх, командер поднял голову.
От вершины пирамиды ветер относил клубы дыма. Брови командера приподнялись. Что там может взорваться? У еретиков, вообще ни у кого на Териане, кроме Гронов, нет летающих машин, как и дальнобойной артиллерии, способной забросить снаряд на вершину Центавроса…
А потом командер вспомнил про гранч, преследовавший повстанцев и не вернувшийся из полета в горы.
С неслышным щелчком в его голове кусочки мозаики сложились в единую картину.
Очень нехорошую, тревожную картину.
Это не двойная диверсия — тройная! А вернее, две диверсии, по очереди отвлекающие внимание друг от друга — и, в конечном счете, от попытки проникновения в Центаврос!
Они что, собираются взорвать Сиб?! Но это невозможно! Или…
Зарычав — совсем неизящно, несдержанно, но зато именно так, как и подобает потомственному воину-берсеру, попавшему в по-настоящему опасную ситуацию, — Нектор бер’Грон бросился к треугольному проему.
* * *
Перестрелка отодвинулась куда-то выше по шахте, затем снова начала приближаться. Выглянув в дверь, ведущую на балкон, Денис произнес:
— Надо уходить этим путем.
Омний принес из второй пещеры два кожаных чехла с вшитыми выпуклыми броневыми пластинами — этакий терианский вариант сумок для ноутбуков. Пакуя кристаллический лэптоп в один из них, Кирилл сказал, не поднимая головы:
— И что дальше? Как вернемся на Землю?
— Не знаю, но здесь нас просто убьют.
Закрыв чехол, Кирилл поправил его ремешки, передвинул пряжки и прикинул, что эту штуку можно надеть как рюкзак, на спину, — или на грудь, как сумку, в которой иногда носят младенцев. Наблюдавший за ним Омний сказал: «Здесь», — раскрыл кармашек на боку чехла и протянул скрученный тугими кольцами серебристый провод-прут. Такой же карман был и на второй сумке, которая лежала перед беглым пеоном.
