Немудрено, что в тот страшный день, оказавшись в метро, он далеко не сразу вспомнил о своих близких. В сущности, они уже и не были близкими, перейдя в ранг «знакомые». А когда все-таки вспомнил, то решил, что скорее всего они остались наверху — и даже вроде не слишком переживал по этому поводу. Странно устроен человеческий ум — первые месяцы после Катастрофы его интересовало, есть ли что-то общее у тех, кто оказался в те минуты в метро. Почему спаслись именно эти? Нет ли в этом какой-то высшей справедливости? Ведь были среди них и те, для кого метро было единственным доступным средством передвижения, и те, кто из-за пробок вдруг бросил машину наверху и спустился в подземку впервые за много месяцев…
Примерно через год Профессор решил, что никакой закономерности тут нет. Просто ум, привыкший анализировать, продолжал работать вхолостую, выдвигая самые невероятные гипотезы. Возможно, это была защитная реакция.
И вот теперь он снова вспомнил своих близких — на этот раз уже тепло и с какой-то странной тоской. Теперь ему показалось трогательным стремление жены к комфорту. Профессор подумал — для нее, наверное, лучшим выходом было бы погибнуть тогда сразу, чтобы не испытать еще большего ужаса и страдании потом. Он знал — скорее всего они в тот страшный день остались наверху. Оставалось надеялся только, что смерть Татьяны и Юли была хотя бы не слишком мучительной… Но как ему хотелось в эту минуту увидеться с ними!
В душе Игоря музыка тоже разбередила что-то. Он вспомнил Лену, ее улыбку, ласковый взгляд серых глаз. Но тут же черты девушки стали меняться, и теперь перед внутренним взглядом Громова было другое лицо — прекрасное, белое, неживое, с закрытыми глазами. Странно, но никакого страха он сейчас не испытывал. Только любопытство — а что будет, если она откроет глаза? Каково это — глядеть в глаза собственной смерти?
Он почувствовал движение сбоку и тряхнул головой, отгоняя морок. Рядом стояла Марина. Она глядела на Профессора и Женю с бесконечно терпеливым и снисходительным выражением. Словно на детей, слушающих волшебную сказку. Дети целиком захвачены увлекательной историей и забыли о том, что сказка скоро кончится. Они бы и рады не возвращаться к действительности, но кто-то должен напомнить им — пора очнуться от грез. И Марина терпеливо ждала.
«Да ведь она на самом деле все понимает, — подумал Игорь. — А я-то считал ее фантазеркой. Похоже, она и байки свои придумывает не оттого, что сама любит сочинить, а оттого, что знает — люди этого ждут».
Музыка кончилась. Люди зашевелились, заговорили тихонько. Игорь протолкался сквозь толпу — ему хотелось увидеть музыканта.
Стройный темноволосый парень поднял с пола черный футляр, пересыпал в карманы патроны, которые набросали слушатели, и убрал в футляр трубку с множеством клапанов. Поймав взгляд Игоря, подмигнул ему, усмехнулся краешком губ. «Пожалуй, уж слишком хорош собой, — неприязненно подумал Громов. — На войне такому красавчику делать нечего — толку от него не будет никакого». Но неприязнь тут же ушла, сменилась любопытством. Не каждому дано извлекать из бездушной трубки такие гармоничные звуки. Интересно, где парень научился этому? Какое-то воспоминание шевельнулось в памяти — как будто он уже видел эти зеленые глаза, этот беспечный взгляд…
Мысли прервала Марина, дернув Игоря за руку, — к остановке подошла дрезина. Они заторопились. Расплатились и уселись на сиденья.
— Видели флейтиста? — спросила пожилая женщина, одетая в потрепанный и не слишком чистый розовый спортивный костюм. — Говорят, какого-то большого начальника сынок. Из дому сбежал, скитается в метро. Отец, говорят, знать его не хочет.
И тут Игоря осенило — он вспомнил, у кого он видел такие же зеленые глаза, такую же независимую осанку. Правда, это было давно, и тогда мальчишка был гораздо младше.
— Это же был сын Москвина! — пробормотал он потрясенно. — Ну да, конечно, он самый.
Игорь оглянулся на Марину. Она молча кивнула, но лицо ее осталось непроницаемым.
* * *
Они сошли и на Белорусской. Игорь решил, что торопиться им некуда, и можно подождать следующей дрезины. Пусть, дескать, ребенок посмотрит, как люди на других станциях живут. На самом деле ему самому было очень интересно — курсант разведшколы Громов почти не выбирался за пределы Красной линии. А вот Женя, наоборот, особого любопытства не проявила — то ли ей уже случалось здесь бывать, то ли устала от обилия впечатлений.
Станция была нарядная и отмытая дочиста. Три неоновые лампы заливали ее ярким светом. Радовали глаз и узоры на полу, и лепнина на потолке. Но здесь, как и везде на Ганзе, царило деловое оживление. Вереницы грузчиков с тюками появлялись из перехода на радиальную, шли к путям, складывали там тюки в кучи и спешили обратно. Впрочем, некоторые задерживались на станции, чтобы отдохнуть и перекусить. Игорь вспомнил — сюда везут продукцию с Динамо, Сокола и Аэропорта. Швейные цеха Динамо обеспечивали кожаными куртками значительную часть населения метро, свиные фермы Сокола также процветали. И всем этим торговала могущественная Ганза, обеспечивая себе солидную прибыль.
В конце станции также стояла палатка-закусочная для грузчиков. Путешественники зашли туда и взяли по кружке чая и порции жареных грибов просто для того, чтобы был повод посидеть и отдохнуть. Увидев, что они закусывают, к ним подсел отиравшийся здесь старик. Одежда его была хоть и поношенной, но относительно чистой. Старик завел разговор с Профессором, безошибочно вычислив в нем потенциального собеседника. И как-то так вышло, что Игорь заказал чай и закуску и на его долю. За это старик поведал множество интересных вещей. Понизив голос, он рассказал, что в последнее время все больше продвинутых сатанистов стекаются на Маяковскую. Дескать, именно там реальнее всего встретить Князя Тьмы. Достаточно подняться наверх в полнолуние — вот хотя бы к бывшему театру Сатиры, это, как известно, его излюбленное место. И даже квартирка сохранилась в этом районе, где он останавливается, бывая в Москве. Там, на Садовом кольце, неподалеку. Так что те тупые дикари, которые роют яму в ад на Тимирязевской, сильно просчитались. Может, до чего-то они и дороются, но достоверно известно от знающих людей, что их мечта куда быстрее могла бы осуществиться в этих краях. Игорь невольно вспомнил мужика, который встретился им в подземных ходах Неглинки — не затем ли он направлялся на Маяковскую?
Увидев их интерес, старик подозвал к себе тощего мужика средних лет.
— Вот Эдик вам сейчас расскажет. Он лично видел сталкера, который в той квартире бывал.
