Клинок зверя нес опустошение, его лезвие отскакивало от мерцающих куполов кинетической силы, которые держались на последнем издыхании. Он пробил другой щит, разорвав находящихся под ним рыцарей, и зверь тут же обернулся к следующей угрозе.
К нам.
Глаза черного пламени впились в нас пятерых, а менее чем через один удар сердца опустился и клинок. Он врезался в кинетический щит Мала с громом, походившим на то, как военный корабль входит в варп-пространство между мирами. Второй удар, третий, четвертый…
Мал упал на колени, бессловесно крича по воксу.
+ УБЕЙТЕ ЕГО, УБЕЙТЕ ЕГО, УБЕЙТЕ ЕГО, + пульсировал он агонизирующим потоком.
С пятым ударом кинетический щит громогласно треснул. Малхадиил рухнул как подкошенный. Думенидон упал вместе с ним, превращенный клинком в неузнаваемое месиво. Вот так просто он исчез, оставив пустоту в моем разуме.
Клинок поднялся и снова упал.
+ ГИПЕРИОН, + прозвучал голос Галео.
Я поймал меч.
Не руками. Разумом. Я словил этот ужасающий громадный меч волной отчаянной концентрации, удерживая его в воздухе у нас над головами. Потоки психической силы превратили воздух вокруг моей брони в тепловой мираж.
+ Сделайте… что-нибудь… + удалось мне отправить.
Энцелад и Галео метнули свои мечи, будто копья. Они глубоко погрузились в запястье зверя, и оба тут же воспламенились, объяв огнем и нечистую кровь существа. Но оно все равно не выпускало клинок.
Ангрон взревел. Без силового барьера звук накрыл нас всей своей мощью, срывая с брони пергаментные свитки и табарды, заставив нас заскользить по вязкой, пропитанной кровью жиже.
Я отдал все силы, которые у меня остались. Абсолютно все. Я медленно сжал поднятые руки в кулаки, выплескивая все свое тело и душу в шестое чувство, которое сжимало меч. Я не мог их сжать полностью. Просто не мог.
В глазах поплыло. Я почувствовал, как из уголка рта потекла слюна. Мои мышцы свело спазмом, сердца забились неравномерно.
Я сам себя убивал. Целенаправленное опустошение жизненной силы, направляемой в психическую энергию. Но я ведь и так уже покойник, поэтому какая разница?
Занесенный над нами черный клинок треснул.
И все замерли.
Звук показался таким же мрачным и чуждым, как смех посреди похоронного шествия. Даже лорд Двенадцатого легиона застыл в нерешительности, недоверчиво выдохнув прогорклый воздух.
Клянусь, самым громким звуком на поле боя был мой крик по воксу. Я чувствовал, как психический иней покрывает броню, сильнее всего охватывая вытянутые руки. От переизбытка психической энергии мои глаза загорелись призрачным пламенем, безболезненным, но все же ослепительно ярким.
+ Гиперион… + услышал я шепот Галео. Наверное, он сказал что-то еще. Если так, то я не расслышал.
Я полностью сжал кулаки.
Клинок раскололся. Проклятая черная бронза разлетелась по всему полю боя, осыпав дождем праведников и грешников. Несколько осколков оставили раны на коже демона и впились в плоть. Затем раздался рев, который попросту не мог прозвучать в реальности. Ему не было места за пределами кошмаров.
И вот я стою на коленях, даже не понимая, когда именно упал.
+ Мал, + отправил я ничком лежащему телу, не зная, жив мой брат или мертв. + Мал. Мал. Мал… +
Галео и Энцелад подошли ближе. Я не знал, почему. Я больше ничего не воспринимал — не мог видеть, не мог сосредоточиться, не мог говорить.
Последнее, что я помню из сражения, был голос капитана Таремара, который врезался в саму мою сущность.
+ Ангрон, + закричал он. + Пришел час правосудия. Обернись ко мне, зверь. +
Глава семнадцатая
СЛОМАВШИЙ КЛИНОК
I
— Этот жив.
Меня разбудил голос. Он был слишком глубоким, чтобы принадлежать человеку.
Что-то тряхнуло мою голову, стягивая шлем. Я открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как темнеет ретинальный дисплей, когда в шлем прервалась подача энергии.
Небо надо мной было сине-серым. Исчез тот насыщенный багрянец, которым были пропитаны небеса над полем битвы. Воздух пах жжеными волосами и дымными угольными кострами. Он пах, словно сам мрак.
Я жив.
Едва-едва, но жив.
— Легче, брат, — произнес тот же голос. Сейчас он показался мне знакомым, хотя оставался слишком низким для обычного человека. — Встать можешь?
Фигура сместилась туда, где я мог ее рассмотреть, и протянула руку. Я принял ее, мы схватились за запястья. Каждое движение сочленений отдавалось глухой, усталой пульсацией в костях, недостаточно острой, чтобы назвать ее болью.
Наверное, изображение прыгающего серебряного волка носили многие в его ордене, да и плащ из волчьей шкуры сгорел во время боя, но я узнал фенрисийские руны на шлеме и секире, переброшенной за спину.
— Бранд, — попытался я сказать. Мне пришлось сглотнуть и повторить снова, так пересох мой язык. — Бранд Хриплая Глотка.
— Да, — отозвался Волк. — Он самый.
Даже стоять давалось мне с трудом. Ноги дрожали от незнакомой слабости. Я продолжал моргать, пытаясь очистить глаза и заставить их сфокусироваться. Не помогало.
— Сломавший Клинок, — раздался неподалеку еще один голос. Я оглянулся и увидел еще одного Волка, осматривающего тела. Он ухмыльнулся мне. — Рад, что ты жив, Сломавший Клинок.
Низкий хохот Бранда походил на сход лавины и был нисколько не дружелюбнее.
— Вот это имечко уже достойно пары-тройки саг. Ты доживешь, чтобы услышать их, рыцарь? Выглядишь так, словно тебя сперва пережевал, а потом высрал кракен.
Я и правда чувствовал себя неважно. Я указал на обожженные, окровавленные доспехи.
— Но ты-то выглядишь получше.
— Так и есть, — согласился Хриплая Глотка.
В глазах прояснилось, хотя в представшей передо мной картине было мало радостного. Нерожденные пропали, оставив после себя лишь нелепые пятна на земле. Повсюду лежали закованные в серебро тела.
— Нет, — сказал я. — Пожалуйста, нет.
Первым я узнал Галео. Он лежал в двадцати метрах от меня без руки и обеих ног. В его нагруднике зияла смертельная рана — керамит треснул и раскололся, скорее всего, пробитый копьем.
Я не мог подбежать к нему. Поврежденные сервоприводы доспехов не позволили мне этого. Я похромал к нему, подволакивая негнущуюся ногу. Над головой проносились боевые корабли, одни принадлежали Волкам, другие — Имперской Гвардии. Я не обращал на них внимания.
+ Галео, + отправил я, уже зная, что это бесполезно. Я не ощущал юстикара, и тут до меня дошло, почему внутри меня царила такая холодная пустота. Я не ощущал никого из своих братьев. Малхадиил, Галео, Думенидон, Энцелад… все умолкли, как Сотис. Я не мог до них дотянуться, как ни старался.
