Однако адмиралы, подобно матросам и офицерам, вовсе не хотели брать ответственность на себя и рисковать головой в случае чего. Поэтому они доложили о странной радиограмме еще выше.
Хотя в передаче Загаруйки говорилось, что штаб Закатного округа захвачен вражеским десантом, генералы из ГКВС первым делом стали названивать именно туда.
К этому времени начальник разведки легиона Сабуров уже сообразил, что мелкие утечки с каждым часом будут множиться, и если делать вид, что не происходит вообще ничего, то скоро даже самый последний идиот в Центаре поймет, что штаб округа захвачен врагом.
Поэтому пленный генерал Динисау под бдительным оком полковника Бессмертного ответил Центару, что да, в Чайкине высадилась небольшая группа мариманов-камикадзе с задачей посеять панику среди населения и сорвать мобилизацию. Что касается генерала Загаруйки, то этот предатель, пытавшийся спровоцировать нападение целинских частей на штаб округа, уже разоблачен и убит при попытке ареста.
— Почему сразу не доложили?! — горячились в столице, но штаб округа кивал на Органы, а Серый Дом клялся и божился, что вся информация была доложена лично генеральному комиссару Страхау.
К этому времени все телефонные номера Серого Дома были переведены на звездолет Сабурова и дезинформаторы работали прямо с орбиты. И это был очень удачный момент, чтобы подложить генеральному комиссару Органов большую жирную свинью.
Все прошло, как по маслу. Явившись к великому вождю с очередным докладом, генерал Садоуски между делом сообщил, что мариманы высадили в Чайкине диверсионную группу, а некто неизвестный, используя радиостанцию с позывными Органов, совершил попытку поднять мятеж и разрушить систему военного управления Закатного округа.
Садоуски благоразумно не стал спрашивать, знает ли об этом вождь. Но поскольку вождь не знал, реакцию его было трудно описать.
Генеральный комиссар Органов пережил много неприятных минут, стоя перед вождем навытяжку и выслушивая сентенции вроде такой:
— Если не хочешь, чтобы тебя расстреляли, пойди и застрелись сам!
Но вскоре оказалось, что у вождя есть для Пала Страхау более важное поручение.
Как раз во время их разговора в Цитадель пришло новое сообщение с запада, которое изначально было паническим и почти правдивым, но, пройдя через несколько инстанций и корректировок по методу «испорченного телефона», превратилось просто в еще один сигнал о том, что мариманские диверсанты в Чайкине пока не уничтожены окончательно.
Тут-то вождь и принял решение.
— Езжай туда сам! — распорядился он. — Вылетай немедленно и лично разберись.
После советов застрелиться самому и прочих прелестей беседы с вождем Страхау как-то не рискнул намекать, что в первый день войны место шефа Органов, фактически второго человека в стране, не где-то в глубоком тылу, а в столице, у руля государства.
Он все явственнее ощущал, что его отодвигают от этого руля и противостоять такому развитию событий где-то в Чайкине будет гораздо труднее, чем в Центаре. Но приказы вождя не обсуждаются.
Даже если Бранивой, чтобы не возбуждать лишних кривотолков в военное время, задумал угробить потерявшего доверие соратника в авиакатастрофе, Страхау все равно придется сесть в самолет.
Известие о том, что генеральный комиссар Органов по приказу Бранивоя собирается лететь в Чайкин, ошеломило всех посвященных в легионе маршала Тауберта. На такой эффект своей маленькой провокации не рассчитывал даже Сабуров, умеющий предугадывать события на несколько ходов вперед.
И теперь главной задачей сабуровских дезинформаторов стало только одно: сделать все, чтобы этот визит не сорвался.
Между тем, все было не так просто. Чем дальше раскручивалось вторжение, тем больше было прямых и косвенных утечек. Что каналы гражданской и военной связи перехвачены — это, конечно, хорошо, но ведь на звонки из Центара надо отвечать и отвечать четко и безошибочно, чтобы там не заподозрили неладное.
И что прикажете делать, когда столичное руководство требует к телефону большую шишку, голос которой на том конце провода хорошо известен. А шишка эта давно уже убита, как начальник Закатного окружного управления Органов, или отказывается сотрудничать, как захваченный у себя на квартире командующий Закатным военным округом.
Ну, командующего, положим, вывезли на орбиту, накачали зомбизаторами и посадили за телефон. Так что с его голосом проблем не было. Правда, собеседникам казалось, что командующий вдребезги пьян — но это мелочь, с кем не бывает.
А вот с хозяином Серого Дома проблема была посерьезнее. Дезинформаторов и так не хватало, а тут простым исполнителем не обойдешься.
Вообще в штате разведки легиона было больше сотни опытных «говорильщиков», которые не меньше двух месяцев интенсивно изучали язык. И когда их голоса вдобавок пропускали через компьютерную программу, убирающую акцент, отличить речь дезинформаторов от обычной целинской было невозможно.
Еще больше разведчиков не только в ведомстве Сабурова, но и в других службах, вплоть до спецназа и десанта каждой фаланги, знали язык достаточно хорошо, чтобы с помощью компьютера обмануть собеседника сквозь шорох помех. Но в этом случае компьютерных ресурсов для уничтожения акцента требовалось больше и возрастал риск ошибки — «говорильщики» могли машинально употребить русское слово вместо целинского или же целинское в неверном значении. Иными словами, назвать «баранчиком» маленького барана, а не водителя автомашины.
На крайний случай можно было и вовсе пустить по каналу связи машинный перевод, но тут риск достигал запредельных величин, поскольку синхронный перевод в исполнении компьютера звучал хоть и относительно правильно, но совершенно ненатурально. А ресурсов в этом случае тратилось еще больше.
Между тем, с ресурсами была беда. На компьютерных системах звездолета висело все боевое планирование, информационное обеспечение, связь и масса других дел вплоть до элементарного удержания кораблей на орбите. Так что ресурсов ощутимо не хватало, и было дано указание сажать на прямые телефоны всех пленных целинских офицеров, а также некоторых солдат, изъявивших готовность сотрудничать и доказавших свою способность участвовать в радиоигре.
Но этих офицеров и солдат надо было прежде тщательно проверять — испытывать ложными вызовами, которые они должны принимать за настоящие. И это еще больше перегружало каналы связи.
Спасало только то, что львиная доля информации на Целине передавалась в эфире и по проводам морзянкой, точечным кодом. Полевые рации, телеграф, телетайп — все это эрланские компьютеры щелкали как орешки. Тут даже к звездолету не ходи. Любой компьютер в боевой или вспомогательной машине или даже простой офицерский планшет запросто подделает почерк любого радиста и сам переведет в морзянку какой угодно текст.
