…Игорь оглянулся. О черт — все спали! Он улыбнулся и совсем уж собрался лечь тоже, но вместо этого прошелся по комнатке, глядя, кто как спит и ощущая неожиданное и волнующее чувство ответственности. Да. Он — командир. Этим все сказано.
Он осторожно взял гитару, стоявшую в изголовье кровати Зигфрида. Тронул струны — тихо тронул, так, чтоб не звякнули. И полез в рубку обратно, прикрыв за собой дверь.
Он погасил весь свет, а потом плюхнулся в кресло, задрал ноги на пульт, а гитару положил на живот, на манер классических гуслей.
1. Общее название произошедшего после Серых Войн возвращения национальной самоидентификации уцелевших народов, в конце XX века задавленной т. н. "общечеловеческой цивилизацией", базировавшейся на болезненно-извращенных принципах, не имевших корней в человеческой истории и чуждой истинной культуре.
2. Катастрофическое извержение вулканов в период Третьей мировой, напрямую с ней связанное и погубившее, в частности, Исландию с большинством населения.
Снаружи придвинулся темный лес, звездное небо над ним — казалось, что сидишь в рубке космокатера… Игорь отвел глаза. Вздохнул. Ему вспомнилась старая песня, которую исполняла его любимая группа "Рунный Меч". Тихо пощипывая струны, мальчишка замурлыкал себе под нос…
— Скажи мне, гордый рыцарь, — (1.)
Куда ты держишь путь?
Ведь правды не добиться,
А смерть не обмануть.
За честь и справедливость,
За безответный спрос
Немало крови лилось.
Немало лилось слез,
Камень-гранит в поле лежит,
Выбрать дорогу камень велит:
Кого судьба помилует,
Кому поможет щит.
Вправо пойдешь — шею свернешь,
Влево пойдешь — сгубишь коня.
Прямо — спасешься сам, но убьешь меня…
Ни в селах, ни в столице
Не верят в чудеса,
От этой правды, рыцарь,
Не скроешься в леса.
Сними же с глаз повязку,
Брось меч, не мни ковыль.
Ты сплел из жизни сказку,
А мы из сказки — быль.
Принцессы лыком шиты.
Злодеям не до них.
И коль искать защиты —
Так от себя самих.
Ступай же мимо, конный!
В том нет твоей вины,
Что нам нужны драконы,
Которым мы верны.
Камень-гранит в поле лежит,
Выбрать дорогу камень велит:
Кого судьба помилует,
Кому поможет щит.
Вправо пойдешь — шею свернешь.
Влево пойдешь — сгубишь коня,
Прямо — погибнешь сам, но спасешь меня…
1. Стихи Е. Бачурина.
Он вздохнул и, накрыв струны ладонью, закрыл глаза.
* * *
Почему так холодно?
Что за грохот?
И запах, какой мерзкий запах…
Тяжело завозившись в снегу, я перевернулся на спину. Несколько секунд смотрел, как из низкого, сумрачного неба падают снежинки, кажущиеся черными в отблесках близкого пожара. Казалось, что вокруг трепещут, рвутся на ветру десятки больших флагов. Сквозь этот слитный, почти непрерывный звук временами прорывались человеческие… да нет, скорее звериные крики, а иногда все разом перекрывало гулко-трубное "ббаумм!"
Совсем слизко кто-то истошно завопил: "А-й-я-а… не на-до-о!!!" — и захлебнулся каким-то клокотаньем. Мотая страшно тяжелой головой, я встал на четвереньки, зашарил по снегу, испятнанному черными хлопьями гари, нашаривая что-то очень важное… ах да, автомат. Мой «калаш» с пустым магазином лежал рядом, я уцепился за него и огляделся.
Полуразрушенчая улица горела. Тут и там в снегу лежали неподвижные тела — среди алых брызг и еще черт-те чего; неподалеку одно тело корчилось, со звуком "ыхх…ыхх…" пряча в разорванный живот комки внутренностей. Неподалеку перебегали под защитой стены согнутые темные Фигуры, оттуда слышались свист и завывание. Кто-то заревел, перемежая речь матом:
— Ну, суки, ну, «витьки» гребаные, ну вы попались! Бросайте оружие, а то возьмем — ух, возьмем, тогда…
Голос осекся мучительным кашлем. Я замотал головой, ошалело глядя по сторонам. "Витьки"?! Витязей РА так называли их враги… но что это?! Это как?! Откуда?!.
СОН, вдруг понял я и обмер. Сумерла, я — дворянин… чистые дома, чистое небо… Сон или видение от потери сознания. А реальность — вот она, улица какого-то разрушенного города, снег с вечернего, вечно вечернего неба… и еще ничего не решено! Я зашарил по грязному бушлату, перетянутому ремнями, по пустым подсумкам, наткнулся на гранату, на рукоять пистолета, на нож… Патроны! Где патроны?!
— Игоряха, ложись, дурак! — меня тяжело сбили с ног, вмяли в снег. Тоненько свистнуло совсем рядом, еще и еще, опять; снег взлетал фонтанчиками. Я извернулся, увидел худое, грязное лицо Стёпки, бешеные глаза. — Ты чего?! — он рванул меня за плечо черными пальцами. — Ты чего, тебя контузило?! Ты чего, Игоряха?! Ты ранен, что ли?!
— П… кхатроны… — выдавил я. — Патроны кончились…
— Возьми у него! — Степка кивнул в сторону корчащегося в снегу тела. — Давай, я прикрою, Игоряха, давай, а то отрежут нас и все!.. Ползи!.. Нн-а-а, ссссуки-и!!! — ловко выставив перед собой длинный ствол пулемета, он слился с ним и резанул по черным фигурам в тени разрушенных стен, ругаясь страшно и вдохновенно. В ответ тоже понеслась ругань, загремели выстрелы.
Вспахивая снег локтями, я пополз к человеку, почти ничего не соображая и теряя создание от раздвоенности личности. Как же так, как же так… Ухватившись пальцами (они были страшно грязные, грязь не просто покрывала их, но въелась в кожу, а не левом запястье болтались тяжелые часы) за погон бушлата переставшего ворочаться человека, я перевалил его удобнее, скрываясь за ним, как за камнем, зашарил по подсумкам… Он глядел на меня стеклянными глазами, отражавшими огни пожара. То и дело попадая во что-то липкое, тягучее и горячее, я швырнул Степке один магазин, другой… и увидел, как едва в двадцати метрах от меня ползут по снегу двое. Сюда, ко мне. Я выхватил пистолет — и один из них, поднявшись на колени, швырнул в меня камнем за секунду до того, как очередь Слепки прогнила его навылет — из спины брызнуло крошевом.
Не камень, а граната. Она лежала возле меня — серая, ребристая, дымящаяся. Совершенно без страха я взял ее и бросил обратно, упал за труп. А через две или три секунды на меня навалился второй бандит, сжимавший в руке штык.
Я перехватил его руку, а он свободной своей прижал к трупу мою с пистолетом. Совсем рядом — мальчишеское лицо, он был не старше меня, и по щекам, таким же грязным, как мои пальцы, текли слезы… но он хотел меня убить.
Человек, землянин — по-настоящему хотел убить меня.
