Однако они увлеклись, и Гоймир занял позицию шагах в восьмидесяти за спинами на па давших. Трудно передать это чувство, если не испытывал его сам: когда видишь врага, когда ненавидишь его всей душой, когда можешь его убить — и главное, ЗНАЕШЬ, что убьешь. Это даже не наслаждение. Это опьянение, эйфория! Видеть пятнистую широченную спину, плечи, подергивающиеся от выстрелов — и знать, что все это сейчас будет тобой уничтожено, превращено в безопасную груду мяса… Месть! Неотвратимая и беспощадная, стократ более сладкая от того, что она настигает врага в момент его торжества…
Гонцы выбрали себе цели. И, когда все они застыли, готовые стрелять, Гоймир прокричал полубезумным голосом, в котором смешались ярость и слезы:
— Рысь! Бей!
Но все уже стреляли, все начали стрелять еще до крика "бей!" Видно было, как кто-то из хобайнов падает сразу, кто-то вскакивает, стреляет и падает все равно, а кто-то корчится, пришитый раскаленным металлом к камням, захлебывается кровью и умирает тоже, и кто-то бежит — и падает, падает, падает!!!
Олег, кажется, кричал. Кажется, плакал от радости, видя, как падает тот, в кого он целился, а другой ползет, машет в воздухе обрубком правой руки, брызжущим кровью, и пули находят его и приколачивают к стволу сосны, как раскаленные гвозди… Потом Олег встал, все еще стреляя с одной руки — веером, просто на малейшее шевеление среди камней, но Йерикка, опомнившийся первым, резко проорал:
— Прекратить огонь! — и тот начал стихать. Не сразу, до многих медленно доходило… Горцы спешили вниз, и мальчишеские лица — с налитыми кровью глазами, белогубые, с раздутыми ноздрями — казались нечеловеческими, и Краслав, чей двоюродный брат остался лежать не прогалине внизу, улыбаясь в мокрое небо, с перекошенным лицом метался среди вражеских трупов, дергал их, переворачивал, встряхивал и плачуще восклицал:
— Йой! Да как то?!. Всех! Ни единого!.. Да хоть да один!.. Йой! Да что то всех?!. Единого мне!.. Единого!.. — и швырял в убитых камнями, а потом рухнул наземь и зарыдал с визгом…
— Так то, в домовину их! — рявкнул Гоймир, стреляя в небо. — Так то, в домовину, и часом и поперед! Так то!
* * *
Когда Рыси увидели Снежных Ястребов, Йерикка шепнул вслух то, что подумал, но не посмел сказать Олег:
— Кровь Перунова… они разгромлены!
Да. Чета Квитко была разгромлена, и дело тут не в количестве убитых. Дух боевой дух четы переломился, как перекаленный меч при слишком сильном ударе врага. Это виделось сразу, с первого же взгляда. Неожиданное нападение, гибель товарищей, безнадежное бегство, окружение — все это превратило чету Квитко в кучку растерянных и усталых существ.
Еще один из ребят, брат обезглавленного Войко, погиб во время перестрелки, ему снесло череп. Другой был ранен в голову и позвоночник и, похоже, смертельно. Тяжело ранены были еще двое, в том числе — сам Квитко, а из оставшихся восьми не зацепило только одного.
Квитко летал на вересковой подстилке. При виде подходящих к нему друзей он приподнялся на локтях и криво улыбнулся. Свежие бинты показывали места ранений — в правый бок, в правую ногу на середине голени. Сидев щий рядом с воеводой красивый мальчишка вскочил — и Гоймир тихо выругался, а Олег заулыбался: это оказалась коротко остриженная девчонка. Небрежным движением маленькой руки, грязной и исцарапанной, она поправила на бедре ППС.
— Оксана, — Квитко переглотнул, — то Гоймир, князь-воевода Рысей, да Вольг, он с Земли…
— Здрава будь, — Гоймир пожал ладонь девушки, а Олег, снова улыбнувшись, галантно сказал:
— Рад видеть у постели нашего друга такую красивую девушку. Если ты и дальше останешься с ним, то он поднимется на ноги вдвое быстрее.
Лесовичку тоже ни разу не зацепило. Она вновь уселась и занялась своими продранными кутами. Гоймир показал на нее глазами, но Квитко покачал головой. Гоймир кивнул:
— Добро… Как дальше станешь?
— Я… — лицо Квитко вдруг перекосилось, но явно не от боли в ранах. А вот
заговорил он спокойно, пряча за каждым словом выворачивающую душу боль. — Такт ты и сам видишь — не стало у меня и половины четы… а те, кто полегли, они друзья мне были… — подошел Йерикка, оперся на пулемет, просто стоял и слушал. — Нет у меня мочи и этих тем же побытом — как дрова в костер!
— Как дальше станешь? — терпеливо повторил Гоймир.
— На полночь пойду, в Кровавые Горы, — тихо, но решительно ответил Квитко. И посмотрел с вызовом, словно ждал — станут отговаривать.
— Вольному по воле, — ответил Гоймир.
— Так мыслишь, верно, что бросаю я вас…
— Не то говоришь, — Гоймир коснулся плеча Квитко. — Не думаю так. Да ты дорогой не напорись, дойди, коль решил.
— Гоймир, ты пойми…
— Не надо, — покачал головой Гоймир.
И тогда Квитко заплакал. Просто вдруг скривился и зарыдал. Это был до такой степени нелепо и почти страшно, что ребята окаменели. Оксана захлопотала вокруг парня, а Олег вдруг понял, какое бессилие, какую боль надо ощущать, чтобы вот так разрыдаться. Смотреть на это было нельзя.
— Пошли, ребята, — смущенно сказал он. Гоймир согласился:
— Пошли, пошли… — но Квитко окликнул их:
— Повремените… Как с Видоком? Йерикка, смотрел ли его?
— Да, — рыжий горец кивнул.
— Как с ним? — Квитко пытался во что бы что ни стало остаться воеводой, и это его желание следовало уважать.
— День, максимум — два, и он умрёт, — хладнокровно доложил Йерикка. — Его уже сейчас, считай, нет. По-моему, его надо убрать.
Вот тут на Йерикку уставились все сразу. Квитко подался вперёд и вверх, закусил губу:
— Что говоришь?! Как можешь?!
— Я сказал, что его надо убрать, ~ Йерикка резко побледнел. — Я говорю тебе, что он умрет много — через два дня. Сейчас он в коме, он на кромке, ему совершенно все равно. А вам его тащить — еще и двух тяжелых — тоже.
— Йой-ой… — Квитко унял обратно на вереск и закрыл лицо дрожащей рукой
— Князь? — хмуро спросил Йерикка. Гоймир понял, о чем спрашивает друг и, кивнув, ткнул пальцем туда, где лежал Видок. — Сейчас.
Он повернулся и потел в ту сторону. Несколько секунд Олег смотрел ему в спину, на шевелящийся локоть руки, которой Йерикка расстегивал потертую большую кобуру своего «парабеллума». Потом бросился следом, обогнал и встал на пути:
— Ты… что?! Ты спятил?!
— Пусти, — Йерикка не стал ждать, обошел его. Олег схватил друга за плечо:
— Да стой же ты!
— Сделай это сам, — не оборачиваясь, сказал Йерикка. Олег отдернул, руку, словно обжегся:
— Я?!
Йерикка передернул плечами и пошел дальше. А Олег — за ним, хотя делать этого не стоило, он понимал.
