– Рупин?
В темноте блеснули глаза стоящего.
– Тише, – лучник сел в ногах воительницы.
Она поднялась.
– Что ты здесь делаешь? Почему не спишь?
– Такой же вопрос могу я задать и тебе.
– Бессовестный!
– Тише. Своими криками ты можешь вырвать остальных из сладких объятий целительного сна. А бедному Тулбу так нужен отдых.
– Хорошо, – Китара смягчила голос. – Что тебе нужно?
– Я запомнил, как заколола ты сегодня тварь. Твои движения понравились мне. Ты сражалась умело.
– Благодарю. Этому умению я посвятила всю жизнь. Это все?
– Нет. Ответь, разве никогда не хотелось тебе оказаться в объятиях мужчины? – Рупин приблизился к воительнице.
– Осторожнее.
В темноте мертвенной синевой сверкнуло лезвие кинжала.
– Придержи свой сквернословный язык, если не хочешь оказаться на месте той твари, – Китара повела клинком у самого горла лучника.
– Ты идеальная женщина! Ты всегда так горяча ночью?
– Смотри, не обожгись.
– Но-но, я ведь герой – меня кинжалом не запугаешь.
Китара в нерешительности посмотрела на улыбающегося Рупина, который и не думал отстраняться. За стеной шелестела на ветру трава и стрекотали насекомые. Его рука мягко, но властно обхватила её кисть, и пальцы безвольно разжались. Кинжал упал на пол, и его отзвон ещё не успел затихнуть, как раздался кашель. Тулб беспокойно заворочался во сне, закашлялся.
– Ступай, завтра предстоит сложное дело. Надо восстановить силы, а не успеет черепаха обползти вокруг этого дома, наступит рассвет.
Досадуя на некстати напомнившего о себе колдуна, Рупин медленно поднялся:
– А после "сложного дела"?
– После поговорим, – Китара подняла и спрятала кинжал. – Ложись, а то расскажу Байдану.
– Герою не престало жаловаться, – беззвучно засмеялся лучник, удаляясь.
В хижине вновь стало тихо, только шелестела за стеной трава и стрекотали насекомые.
***
Было рано, и солнце ещё не встало. За ночь земля успела беззаботно растратить накопленное днем тепло, и даже в доме было нежарко. Халхидорог вытянул рубашку из вороха одежды, накинул её на плечи. Ткань была сыроватой, и по коже пробежал зыбкий холодок. Застегнувшись и заправившись, Халхидорог надел поверх кожаную куртку со стальными пластинами. Ею он заменил золотую кирасу, которая в Парзи была неудобна, так как быстро накалялась.
Одевшись, Халхидорог взглянул на спящую Осерту, улыбнулся и, стараясь не шуметь, вышел. Покрывало предрассветных сумерек лежало на земле, слабо колыхалось на воде. Ветра не было – день обещал быть жарким. Однако, несмотря на это, надо было выступать. Провизию они собрали, солдаты получили небольшую передышку, а войско Хамрака продолжало вгрызаться в сердцевину парзийского княжества и удаляться все дальше. Уходить было решено до восхода солнца, чтобы к полудню сделать уже большой переход и иметь возможность не идти по самой жаре.
Халхидорог прошел к настилам, где расположились несколько стражников-гхалхалтаров. Они обернулись навстречу предводителю, приподнялись.
– Будите своих. Через час чтобы все были в сборе.
Солдаты кивнули и разошлись по деревне. Халхидорог некоторое время ещё постоял перед большим, ласковым морем, бившимся об опоры настилов. Там, далеко-далеко за водной пустыней, лежит Южный континент, где нет войны и все хорошо…
Гхалхалтар отвернулся, направился назад к хижине, но потом изменил решение и побрел на площадь: "Сначала построю корпус, а уж потом разбужу Осерту. Пусть поспит, все равно ничего интересного она не пропустит".
***
Отряд встал рано. Жители ещё спали, и герои покинули деревню, не прощаясь. Китара хотела было оставить им в подарок свой кинжал, но потом решила, что, если его найдут гхалхалтары, это принесет только вред, и не стала.
Байдан как всегда был во главе, но теперь шел медленно, прислушиваясь, словно надеясь услышать в тишине успокоившейся под утро степи и в покое дремавшего неба размеренную поступь хамраковской армии. Не выдержав молчания, Рупин попытался заговорить, но Китара тут же зашипела на него, и он без спора смолк.
Они прошли несколько ледов, пока не очутились перед большим холмом, одиноко высящимся посреди степи. Герои приостановились: быть может, за ним ждут их полчища гхалхалтаров. Действовать надо было очень осторожно, и Байдан сказал:
– Я схожу и проверю окрестности.
– Нет, ты главный меж нами. Тебе нельзя, – вмешалась Китара. – Я сделаю это за тебя.
– Подожди. Я не пущу тебя одну, – запротестовал Рупин.
– Пойдем все вместе, – мрачно вздохнул Тулб.
Он был уверен, что они совершают роковую ошибку, сгрудившись вместе как стадо баранов, но вслух ничего не сказал, ибо боялся заразить остальных своим пессимизмом.
Отряд двинулся к холму, стараясь как можно быстрее добраться до вершины. Достигнув её, герои пригнулись и жадно впились взглядами в горизонт, где дрожало нехарактерное для раннего утра рыжеватое марево. Байдан хорошо знал – это войско. Однако оно было далеко, и оставалось ещё время собраться с мыслями.
– Что предлагает разум ваш? – спросил предводитель, как вдруг Китара оборвала его:
– Тсс.
Все взглянули туда, куда указывала вытянутая рука воительницы. Недалеко от холма сидел гхалхалтар в белом плаще. Лицо его было старым, изборожденным морщинами, и глубокими провалами зияли под высоким бледно-серым лбом закрытые глаза.
– Тихо, с этим я разберусь, – уверено кивнул Байдан и, согнувшись, стал спускаться.
Оставшиеся на холме видели, как он достал меч, но повернул его так, чтобы ударить плашмя и не убить старика сразу. Расстояние между героем и гхалхалтаром сокращалось.
Байдан лег и пополз. Герой напряженно следил за застывшим, словно неживым лицом гхалхалтара в сетке жухлой травы. Она предательски хрустела, но сидящий, казалось, не слышал, ибо не шевелился и даже не раскрывал глаз. Байдан сделал крюк так, что оказался позади противника. Выждав время, он приподнялся, сосредоточившись на худой спине старика.
На холме заметили, как появился из травы Байдан и метнулся, на мгновение закрыв и героя, и гхалхалтара, белый плащ. Когда же завеса спала, Байдана уже не было, а старик стоял и глядел прямо на Китару, Рупина и Тулба. В руке у него был длинный кривой нож.
***
В Коне было по-прежнему спокойно, лишь только на холме, где в пышной шевелюре вечнозеленых садов запутался княжеский дворец, царило легкое волнение. Об обороне столицы не могло идти и речи. Князь надеялся на героев, отправленных навстречу неприятелю, но от них не приходило никаких вестей, а гхалхалтары занимали все новые и новые земли. Правитель Парзи Кельзан, ранее поддерживавший Антимагюр, боялся гнева Хамрака и лихорадочно искал удачного объяснения своей неразумной политики.
