— Какие ответы?
— Такие. Почему бронедверь открыли. Свой потому что пришел. А мне повезло, я гуляла в то время…
Алиса хмыкнула.
— Они меня все время ругали за то, что я гуляла, а вот… Жизнь мне спасло.
Алиса поежилась.
— А дети? — спросил я.
— А что дети?
Я поглядел на Шныря. Мелкий еще, расти и расти. Тощий, грязный, куртка с дырьями, блох килограмм, наверное.
— А что дети? — нервно повторила Алиса. — Что мы тут можем?
— Зачем ей дети?
Алиса пожала плечами.
— Откуда я знаю?! Зачем…
Она с силой терла ладони.
— Знаешь, никто никогда навок вживую не видел. Как они выглядят, тоже неизвестно. Находят разоренные семьи, вот и все. Один только раз…
Я вдруг подумал, что мы сидим на открытом пространстве. Слишком долго. Слишком хорошая цель.
— Надо в дом вернуться, — сказал я. — Эй, Шнырь, пойдем.
Мы вернулись в срезанный дом, поднялись до третьего уровня, велели пацану ждать, а сами пошагали наверх, за снаряжением. Через пять пролетов возобновили разговор.
— Один только раз, — шепотом рассказывала Алиса. — Девочка сбежала, смогла кое-что рассказать. Навка, она не убивает.
— Почему?
— Она просто детей любит. Не в том смысле, что питается ими, нет. Она их держит в каком-нибудь месте, кормит, играет с ними, она как мама… Пока они не вырастают. И только потом…
— Понятно, — перебил я. — И только потом понятно. Надо им помочь.
— Как? Мы даже не знаем, где это все произошло…
— Шнырь покажет.
— Если дорогу запомнил…
— И что ты предлагаешь?! — крикнул я. — Вот так все бросить? Сдаться?! Давай, сдавайся! А я не буду. Меня какой-то навкой не испугаешь, я не такое видел!
Я ударил кулаком в стену, бетон загудел.
— Я пойду с ним, — я указал пальцем вниз. — Ты как хочешь…
Вполне возможно, что шанс спасти детей еще оставался. Возможно, что и других найдем. Если навка их не сразу убивает, то еще успеем отыскать, вполне успеем. А потом…
В голове у меня уже строились планы. Убью навку. Займу убежище. Схожу за своими — за Ноем, Старой Шурой. Станем жить здесь. Конечно, погани здесь больше гораздо, но и жизнь сытнее. Помидоры! Тыквы! Потом можно будет с другими убежищами объединиться, выйти за Кольцо, перебить рейдеров…
— Погоди, — догнала меня Алиса.
— Ну что? — не останавливаясь спросил я.
— Погоди, я сказать хотела.
— Говори.
Я шагал вверх. Через две ступеньки.
— Насчет невест. Я это… Пошутила. Просто… Ну, тут у нас шутки такие дурацкие, ты извини…
— Извиняю.
А я действительно не держал зла. Только так и не понял, чем все это закончиться должно было.
— Про этого, Шныря. Я согласна.
— Что согласна?
— С тобой согласна. Давай ему поможем, все как ты скажешь.
— С чего это?
— Да так А что? Теперь я это, одна совсем… Ладно, поищем эту йому. Только это…
— Что?
— Ты за ним приглядывай.
— Почему? — не понял я.
Алиса промолчала. Вот не люблю, когда паузы устраивают специальные.
— Пацаненок странный, тебе не показалось?
— Да нет… Испуганный.
Я поглядел на Шныря. Шнырь больше не выглядел испуганно. Дразнил Папу прутом, хихикал.
— Испуганный? — усмехнулась Алиса. — По-моему…
Сама как-то особо не испугана. Весь клан у нее перебили, а она вполне себе скоренько в себя вернулась. Да и я хорош. Я вдруг вспомнил, что давно не читал тропарей просто так, для души, не размышлял на правильные темы, не каялся и не подкручивал винты вериг. Укатал меня этот городок, укатал, душа портиться стала. Гомер бы не одобрил.
Ладно. Я дал себе слово, что как только вот разберусь со всем этим, так сразу совершу что-нибудь душеспасительное.
— Может, конечно, и испуганный, — согласилась Алиса. — Столько кругом разного, путаться в три года отучаешься. Но он… Он сказал, что живет на улице Рубеля. И рядом там…
— Левитана и Сурикова, — напомнил я.
— Да, Сурикова. Вот, смотри, я тебе показать хочу.
Алиса достала из рукава тоненькую книжицу в пластиковой обложке, принялась листать.
— Вот, — она сунула мне книжку. — Вот эти улицы.
Книжка была картой, и улицы Сурикова и Левитана располагались рядом, а Рубеля оказалась вовсе Врубеля улицей.
— И что? Такие же улицы есть.
— Есть. Только они располагаются совсем не здесь. Они на Западе. Там, откуда никто живым не возвращался.
Она перевернула страницу, там карта изображалась в полный рост, только мелкая. Все эти улицы действительно располагались на западе, далеко от нас, через центр.
— Он мог спутать, — сказал я. — Тут у вас столько всего, и наверху, и внизу, ты сама говорила.
— Может, спутал, — Алиса прибрала карту. — Я ведь не спорю.
— Он мелкий еще. Я ваши эти улицы сам не понимаю, то прямо, то налево, а указатели не везде висят…
— Может, и спутал. Может — это в нашей жизни главное слово. Слушай, только мы его с собой не возьмем.
— Почему? — не понял я. — Он дорогу ведь…
— Дорогу он не знает, — Алиса помотала головой. — И наоборот, заведет нас в какую-нить непролазь, не выберемся. А потом он мелкий. Мы себя-то еле-еле защищаем, а уж его и подавно.
Она была права. Тащить с собой еще и Шныря бессмысленно. Пусть нарисует, что помнит, или хотя бы расскажет, что помнит.
— Тут неподалеку… — Алиса замолчала, долго глядела на меня, затем продолжила: — Тут неподалеку есть местечко. Скрытное, глубокое, я там частенько останавливалась. Часа, наверное, три пути. Отведем его туда, еды оставим разной, воды. Короче, продержится. А мы потом его заберем.
— Правильно.
Глава 16
Заповедник Коломенское
Местность пошла под гору, и мы увидели реку. Вернее, то, что от нее осталось. Ручей, заросший тиной и мелким красным кустарником. Именно красным, причем красный цвет был очень насыщенный, листья точно кидались красными бликами, очень неприятно.
— Краснушка, — пояснила Алиса. — У вас такого, конечно же, не растет…
— Нет, не растет.
— Она бесполезная совсем, дрянь. В ней строка любит селиться, кстати. Здесь нет, не надо морщиться. Здесь вода рядом, а строка воду не любит. Я тоже не дура жилье себе рядом со строкой устраивать… Нам туда.
Алиса указала пальцем.
На косогоре торчала островерхая церковь, я узнал. Совсем старинная, тысяча лет ей, наверное. Раньше она стояла на холме, но холм, видимо, размыло, и наружу выступали углы фундамента. Красного цвета. Сама церковь тоже красная, дубы вокруг растут… Не растут, вернее уже, почернели. Черные такие дубы, старинные, толстые, пять человек нужно, чтобы самый худой обнять. И тоже красные. То есть не везде, от корня красные, а выше человеческого роста черные, с какими-то подозрительными грушами. Черными. Сочетание получалось какое-то неприятное. Особенно если учесть, что травы там тоже не произрастало, вместо нее вокруг дубов разливалась чернота, из которой торчали сгнившие бревенчатые строения. Вообще строений было много, но все они представляли собой все те же руины, что распространялись тут почти повсеместно. Мрачно.
