— Язык у них один и тот же. Произношение различается. Видимо, диалекты разные.
— Нет, я не о том. У них у всех одинаково забавно получается. Ну… как у пародистов на эстраде.
Сфинкс недоумённо уставился на него. Произнёс:
— Забавно? Мне речь олли кажется не более забавной, чем человеческая.
— А-а…
Максим покосился на сидевшую в лодке Огницу. У неё и подавно спрашивать пользы нет.
— Олухи вы, вот чиво! — между тем продолжал разоряться Гуня. — Сбёгли мы от энтих ваших попрыгунов, неужто непонятно? Потому и язык родной я подзабыл. А одёжку мы стибрили.
— Дык… откуда ж нам знать.
— Гляделками глядеть надо было! Разве я зелёного цвета? Или девка эта зелёная? Эх вы, деревенщина!
Он обернулся, и увидев, что Максим и Шур всё ещё стоят по колено в воде, велел своим соплеменникам:
— Значитца, слушайте теперя: мне и моим друзьям жильё обеспечить, чтоб передохнуть было где, отоспаться. А то у криссов… ну у этих, у попрыгунов, знаете как оно? У-у-у! Обсохнуть, опять же, надо. И еды, самой какая есть вкусной! Понятно излагаю или повторить?
Олли с ним не спорили. Чесали лысые макушки и дружно «дыкали».
Обеспечить путников достойным жильём олли не смогли, как ни старались. Селение оказалось маленькой деревушкой в полтора десятка домов. Скорее не домов даже, домишек. Олли и так были невелики ростом, а вдобавок не любили просторных помещений, предпочитали потолки, до которых рукой дотянуться можно. Огнице, Шуру и Максиму вползти в такое жилище можно было исключительно на четвереньках. Да так и стоять согнувшись, подпирая плечами потолок. Ясное дело, что от предложенного домика — пусть и самого лучшего в деревне! — друзья отказались. Чем немало обрадовали его хозяев.
Взамен им спешно начали возводить шатёр прямо на берегу реки. Шатром его обозвал Гуня, всё-таки это был шалаш, пусть и сложенный довольно умело и старательно.
— Что ж ты врал, что олли в подземных домах живут? — не удержавшись, подколол коротышку Максим, пока они сидели, наблюдая за строительством. — Никакие не подземные, а самые обычные, деревянные. С соломенными крышами. У нас на Земле в древности такие же строили. Только покрупнее.
— Эх ты, голова — два уха! Не соображаешь, что ли? Грунт здесь песчаный, как ты в нём копать станешь? Засыпит же!
Но если с жильём для негабаритных гостей вышла промашка, то с угощением местные расстарались. В отличие от лупоглазов, вегетарианцами-сыроедами олли не были. К столу подали и тушёную птицу, и копчёную рыбу, и молочную кашу из местных злаков, и салат из варёных овощей. Но какими же сладкими оказались все эти блюда! Сладкую молочную кашу, сладкие овощи Максим так-сяк мог вытерпеть. Но сладкая рыба! Сладкое мясо! Миски с джемом, мёдом, цукатами и пастилой, поданными не «на десерт», а в качестве приправ— «специй» к основным блюдам, выглядели и вовсе издевательски.
Зато Гуня блаженствовал, дорвавшись до привычной кухни. Максим смотрел, как тот макает в мёд птичьи ножки, а потом грызёт их, закусывая пастилой, и ему становилось нехорошо. А когда в довершении ко всему, коротышка накрошил себе в тарелку копчёной рыбы, полил её джемом, посыпал сверху цукатами и принялся всё это перемешивать ложкой, он не выдержал, спросил с сарказмом:
— Не боишься, что слипнется?
— Ежели и слипнется, не беда. Речка ж под боком! А ты чего так плохо кушаешь? Не вкусно разве? Глянь, всем нравится.
И Максим вынужден был согласиться, что оказался самым привередливым едоком. Шур ел мясо и не кривился. Конечно, в мёд он его не макал, наоборот, то и дело прикладывался к фляге с водой. Но ел же! И Огница ела. Правда, мяса она отщипнула чуть-чуть, зато сладкая рыба ей вроде понравилась. И сладкие овощи. А также пастила, цукаты, мёд и джем. Кто бы мог подумать, что бывшая стражница такая сластёна!
Пока гости обедали, олли закончили строительство шалаша. Прибрали всё и умотали восвояси, чтобы не мешать отдыху. Это было очень кстати, Максиму и Шуру требовалось обсудить ситуацию и понять, что делать дальше.
Итак, этот мир населяли вольные сородичи Гундарина. Это было хорошо — олли слыли существами беззлобными и покладистыми, хоть и несколько суетными. Обычаи и законы у них мало отличались от людских, не то, что у лупоглазов из Коолайнеля. Жили они небольшими деревеньками, пропитание добывали земледелием и рыболовством. Была у них и кой-какая прирученная животинка: и мясная, и молочная, и гужевая. В общем, на первый взгляд в этом мире Максиму и его друзьям не угрожало ничего. А, учитывая, что с ними в компании был Гундарин, путешественников ожидало гостеприимство и всяческая поддержка. Но на второй…
Да, этот мир мог бы оказаться аналогом Добрии, если бы не одно отличие. Добрия была первобытным миром, получившим доступ к благам цивилизации криссов или их создателей. Од’дмер — так его называли местные жители, что весьма огорчило Гундарина, надеявшегося, что он добрёл таки до легендарного Од’дома — был первобытным миром, отказавшимся от благ чужой сверхцивилизации. Полностью игнорировавшем само существование этой цивилизации. Настолько, что вещи, созданные криссами, здесь подпадали под строгое табу. Нарушителей наказывали сурово, вплоть до… Нет, смертной казни в Од’дмере не практиковалось, но изгнание и полная обструкция — да. А это, пожалуй, ещё страшнее, так как выжить в одиночку ни один коротышка не сумел бы.
Это была первая неприятная новость. Станнеры, карту, браслеты-говорители, другие вещи можно было спрятать в котомки. Но вся одежда путешественников тоже подпадала под табу. Даже набедренная повязка и бандана Шура, даже материал, из которого был сшит пятнистый костюм Огницы. Поэтому выпускать их из шатра иначе как в голом виде олли отказывались наотрез.
Впрочем, ходить голыми гостей не принуждали. Им быстренько скроили и сшили «правильную» одежду. Правильной она была, разумеется, по местным понятиям. На Гуне новые штанишки и распашонка смотрелись ничуть не хуже прежних. Но едва Максим переоделся в такое же, как ощутил себя клоуном. Штаны непомерно широки, лямки норовят сползти с плеч, а рубашка без рукавов и пуговиц — вообще песня!
Но огорчался Максим не долго. Пока не увидел, во что коротышечья одежда превратила Шура. На узком, вытянутом торсе сфинкса распашонка болталась, как на вешалке. Лямки не хотели держаться на покатых плечах, и Шур вынужден был придерживать штаны руками, чтобы те не сползли на пол. Это было так смешно, что Максим не удержался, фыркнул. А Гуня и удерживаться не пытался, загоготал так, что за живот схватился. Огница выглянула из-за шторки, отгораживавшей в шатре её угол, и тоже прыснула.
