знаю, чего от нас хочет Воронья лапа. Но знаешь ли ты?
Я пожал плечами. Какая разница.
– Ну, и куда мы теперь направляемся? – осведомился Норт.
Прозвучало по-хамски, но явно потому, что он был встревожен и напуган.
– Вперед, – ответил я. – Оставь навигацию мне. А если у меня опять не выйдет, попробуешь сам.
Фургоны, медленно катились, дергаясь и покачиваясь. Волы, тащившие сердце ледяного демона, двигались с большей радостью, чем отдыхали. Наверное, они думали, что уходят от ужаса за спиной. У ближней к фургону пары волов облезли задние ноги и крупы, оголенная кожа выглядела воспаленной. Спиннеры по очереди сидели на козлах. Никто не желал подолгу оставаться рядом с сердцем.
Я опустился на колени, приложил ладони к земле.
– Ты пропустишь меня, – сказал я Мороку. – Куда бы эта дверь ни вела, она не нужна мне. Все сделано, все получено. Силы достаточно и так.
– Силы еще мало. Дверь будет, пока ты не поймешь, – прошептал Морок.
А может, мне просто показалось.
Я сидел у костра и глядел, как бессмысленно пляшут, волнуются языки пламени.
– Ты не говоришь мне всего, – упрекнула Амайра.
В мерцающем багровом свете она виделась яростной и безумно красивой. Черные волосы, связанные в пучок, острые скулы… Рядом с Амайрой молча сидел Дантри. Он теперь всегда был рядом с ней. Мне это не нравилось.
– Есть то, о чем лучше не знать. А я забочусь о твоей безопасности.
– Рихальт, посмотри вокруг. Мы в самой глубине Морока. Какая безопасность?
– Уж поверь на слово.
– А раньше ты рассказывал все, – не сводя с меня глаз, выговорила она.
Ну да, обидно, когда от тебя скрывают важное. Но я ни за что не поделился бы с ней таким. Дантри знал о плане. Малдон знал. О нашем безрассудном, по сути, невыполнимом плане, рожденном отчаянием. Не злись, моя девочка. Тебе я не скажу.
Валия стояла одна, в стороне от лагеря, который мы разбили внутри кольца фургонов. Она глядела на луны, уже почти образующие прямую линию. Тройное схождение было близко. Багряные, золотые и синие искры играли в серебряных волосах.
– Шел бы ты к ней, – посоветовала Амайра.
Девочка моя, это же я научил тебя говорить с таким напором, чтобы любой, даже невинный совет звучал как приказ.
– Зачем? Мы все сказали друг другу.
– Не важно, что говорить. Важно не промолчать.
– Слишком поздно. Мои слова уже ничего не стоят.
– Нет, стоят!
Какая уверенность, а ведь Амайре не исполнилось еще и двадцати. Вылитый я в ее возрасте. Весь мир у твоих ног – это приманка для молодых. Годы рушат и наши мечты, и нашу самоуверенность. В конце концов под ногами остаются лишь камни, и ты понимаешь, что кроме них, собственно, ничего и не было.
Амайра взяла меня за руку.
– Послушай, поздно никогда не будет – ни для тебя, ни для Валии, ни для нас всех. Посмотри на нее. Смелая, сильная. Но что ей делать здесь? Не воин, не командир, и магии у нее нет. Да, Валия занимается нашим обустройством. Но она ведь не потому поехала. Нолл погиб, значит, и с капитанством покончено, и дара больше нет. Весь этот мир для Валии чужой. И все же она с нами, ибо надеется на тебя. Так уважь ее надежду.
– Слишком поздно, – повторил я.
Амайра с размаху отвесила мне пощечину, скривилась, затрясла рукой. А я даже не дернулся, да и удара почти не ощутил.
– Не скажу, что не заслужил, – заметил я. – Но, пожалуйста, не делай так больше.
– Никогда! Не! Поздно! – прошипела Амайра, встала, отряхнула песок со штанов и пошла вымещать раздражение на спиннерах.
– Знаешь, а она права, – вставил Дантри. – Время всегда есть.
– Для чего оно есть? – огрызнулся я, чувствуя, как едкой желчью поднимается изнутри злоба, бурлит в глотке, просится наружу.
У меня частенько бывало такое, когда я упивался вдрызг и разбрасывал во все стороны свои горести, будто игральные карты.
– Для того, что по-настоящему нужно. Хочешь совет?
– Все уже насоветовали. Почему бы тебе не добавить?
– Ты любил мою сестру. Недолго. Но успел понять, каково оно – быть с тем, кого любишь. Не забыл еще?
– Десять лет прошло, – буркнул я.
– Но ты ведь помнишь ясней ясного. Прошу, расскажи про свое ощущение.
Проницательный паршивец. Да, кое-что не тускнеет с годами, не тратится, не умирает. Память вводит в заблуждение, превращает прошлую жизнь в занимательные истории. А чувство остается навсегда. За него-то я и уцепился.
– Все тогда было настоящим. Имело смысл. Мне казалось, что я нашел мое и никогда его не потеряю. Что я уже выиграл, даже если мы потом погибнем.
– Но ты проиграл, – тихо произнес Дантри.
– Да. Иные слова говорят всего раз в жизни. И вдруг та, с которой вы это сказали друг другу, умирает.
– А если бы сказали сто раз или тысячу? Если бы сами звезды поливали тебя такими словами? Стало бы лучше или хуже? Слова – это только слова.
– Не знаю. Для кого как.
– А ведь все, что ты придумал про эти слова, пришло позже, из головы, – заметил Дантри.
М-да. У тебя уже морщины в уголках глаз, приличная борода. Ты давно не мальчик, а загоняешь мне прописные истины, как самоуверенный юнец. Невольно позавидуешь. Побывать в подвале у Саравора и остаться таким свеженьким – и телом, и рассудком.
– Рихальт, я скажу, что у меня на душе.
Он приложил руку к груди – туда, где, по мнению большинства, находится сердце. На самом деле оно сидит малость пониже.
– Дантри, говорю в первый и последний раз: отстань от Амайры.
– А вдруг не отстану? Поколотишь? Убьешь? Давай, Рихальт. Вряд ли я долго продержусь против тебя. Но если Амайра отвечает мне взаимностью, можно заплатить любую цену. В этом вся суть, понимаешь?
– Думаешь, что любишь, да? Ты же совсем не знаешь ее.
– Думаешь – не то слово сейчас, – рассмеялся Дантри.
Такой звонкий, чужой для Морока звук.
– Послушай того, кто лучше разбирается в этом, пусть тебе и сложно принять чужое мнение, – посоветовал Дантри. – Иногда любовь растет как плод на дереве, медленно напитываясь соками земли. А иногда она налетает бурей, захватывает, и тут уже ничегошеньки не поделаешь. Тебя будто накрывает океанская волна. Не важно, сколько лет или часов вы провели вместе. Важны мгновения. Или они были – настоящие, или нет. А вечно не живет ничто и никто, даже Безымянные.
– Даже мир, – согласился я, вздохнул, протянул руку, затем убрал ее и, стянув перчатку, протянул снова.
Дантри руку пожал. Ну вот, родительское благословение состоялось.
– Ты только… не пережми, – попросил я. – Ты же у нас мудрый не по годам, хотя и сопляк.
– А ты не такой упрямый, как следовало бы старому хрычу.
И Дантри отправился унимать Амайру, чуть не затеявшую драку со спиннером, забывшим подвязать угол брезентового тента.
Появился Тороло Манконо и сел рядом. Из горла, порванного моими зубами, струилась кровь.
– Ты
