чьи роли прописаны чужой рукой. Я лишний раз убедилась, что это самая страшная и опасная способность вампиров.
Ты даже не поймёшь, что тобою манипулируют. Тебе в голову будут приходить мысли и идеи, которые кто-то захотел туда поместить. Ты будешь говорить, в полной уверенности, что твои слова принадлежат именно тебе. Но ты лишь пересказчик, не знающий, чьи речи повторяешь. Ужас, жуткий, кошмарный ужас…
Не факт, что у отчима вообще есть двоюродная племянница. Но он всю оставшуюся жизнь будет помнить её. Мелочь? Наверное, ведь ни ему, ни окружающим эти ложные воспоминания не принесут вреда. Но ведь при желании вампир может заставить вас верить во что угодно.
И однажды я сама стану такой. Начну отнимать чужую волю.
Нет, ни к чему про это сейчас думать.
Сейчас нужно просто радоваться хорошему самочувствию. Радоваться, потому что мне удалось выбраться из могилы. Не каждому так везёт. И я должна благодарить Рихарда, что спас меня. Хотя Анку ему никогда не прощу.
И вообще, он задница редкостная.
Никакой работы мне не поручали, зато мы с Анкой затопили баню, и я вволю намылась. Отчим вернулся после обеда и сообщил, что договорился с судном, которое возьмёт меня на борт. Анна просияла, услышав знакомое название. Наверное, она подумала, что её кавалер решил оказать ей услугу и потому согласился подбросить сводную сестрёнку, куда попросили. И это хорошо. Так правдоподобнее… Ну, хотя бы для неё, ведь про их шуры-муры никто не знает. Надеюсь, что и не узнает.
Мне велели собирать вещи. Анна помогала, ведь я ещё не до конца оклемалась: поднимать тяжёлые вещи, да и вообще много двигаться ещё не могла. Зато посидеть на лавочке перед трактиром — очень даже могла. И лёгкая прогулка мне только на пользу — отчим на весь день отпустил Анну со мной. Ну, а чтобы солнышко не припекало, я соломенную шляпку нацепила. Рукава у платьица длинные, так что зуд не возвращался.
Мы сидели на набережной и смотрели на такелаж и рангоут парусных судов. Забавные слова, мне их сестрёнка сказала. Только я не запомнила, какое из них обозначает мачты с реями, а какое — кучу верёвочек, которые их держат и управляют парусами. Наверное, скоро мне придётся выучить целую уйму новых словечек.
Ну, а пока я лузгала тыквенные семечки и болтала ногами.
Анна украдкой посматривала на меня таким тёплым, ласковым взглядом, что становилось больно от необходимости расставания.
— Я должна кое в чём покаяться, — вдруг сказала она с оттенком печали. — Это из-за меня ты заболела.
Я удивлённо посмотрела ей в глаза; рука остановилась, не донеся семечко до приоткрытого рта. Неужели она всё вспомнила? Нет, не может быть…
— Как это? — решила я косить под дурочку.
— Я ведь позволила себе то, о чём приличные девушки даже думать не смеют. Вот пращуры и разозлились, а злить их нельзя, сама понимаешь. Родители всё видят, всегда за нами смотрят, помогают и, когда нужно, наказывают, чтобы мы одумались. Вот меня и наказали с помощью твоей хвори. Но стоило мне охолонуться, разорвать эти пагубные отношения и покаяться перед кумирами, как ты сразу же пошла на поправку, — она мягко улыбнулась и скомкала ткань юбки на коленях. — Теперь я всегда буду думать наперёд и больше не позволю ни одному красавцу вскружить мне голову.
Я вздохнула и промолчала.
Хорошо, что Анка порвала с Рихардом, и он не стал её принуждать, но всё же, что-то неправильное есть в её словах. Пусть мне и неприятно, но с этим негодяем у неё глаза-то светились, как никогда…
И ещё эти глупости про пращуров. Если, по их мнению, провинилась она, то почему наказали меня? Нет, разумеется, ей было тяжело видеть, как я умираю. В этом, дескать, наказание? Но что это за родители, которые за провинность отнимают у тебя ребёнка, которого ты любишь?
Наверное, мне не стоит так думать — пращурам всегда виднее.
Может, тёмное вампирское естество прорастать начинает?
* * *
На следующий день мне стало совсем хорошо.
Мои вещи собрали ещё вчера, их оказалось совсем не много.
Сегодня я терзалась от мысли: брать или не брать?
Когда я выжимала чесночный сок, у меня не всё ушло. Хватило наполнить и кухонные меха и склянку, которая сейчас стояла передо мной на тумбочке. Я сидела на кровати, держась пальцами за край столешницы, и не сводила взгляда с мутной жидкости, будто иначе та оживёт и убежит на поиски недобитых вампиров — или моей тарелки.
Печально, что мой недавний союзник внезапно превратился во врага.
Интересно, что будет, если брызнуть себе на кожу? А если выпить?
От возможных перспектив меня передёрнуло.
Нет, проверять не хочется.
С другой стороны, Рихард непредсказуем.
Хорошо хоть он меня ещё не бил. Пугал, угрожал, тягал за волосы, швырял, хватал за горло, окунал в холодную воду, закрывал в трюме. Но не бил, нет. Нельзя ведь заниматься рукоприкладством с детьми? Дети хрупкие, переломиться могут. Отчим меня регулярно розгами охаживал, подзатыльники отвешивал, на горох ставил, но от него я за годы не претерпела столько, как от вампира всего за неделю. Он меня почти убил. И сам же, спохватившись, вытащил из могилы.
Пожалуй, запихну скляночку в сумку. Просто на всякий случай.
Я попрощалась
