Один из них умер в первый же день, упав в яму, внезапно открывшуюся в земле. Всего мгновение назад он был здесь, шел впереди остальных — и вот уже исчез с криком, который оборвался, едва начавшись.
Самуэль и остальные осторожно приблизились к краю ямы.
Искромсанное тело их друга лежало на дне провала. Его убило не падение, а похожие на лезвия куски ржавого металла, вонзившиеся в него. Такие несчастные случаи были нередки в зоне, где некогда располагался центр города. На тротуарах на расстоянии нескольких метров друг от друга располагались металлические решетки. За долгие годы запустения и непогоды они проржавели и стали хрупкими, как стекло. Достаточно было случайно наступить на одну из них, как она раскалывалась на множество смертоносных осколков. Это происходило каждый раз. Случалось, что они выдерживали. Но если ломались, это была верная смерть.
Второй пропал во время снежной вьюги. Это тоже был распространенный несчастный случай. Необходимо было постоянно держаться товарища, шедшего впереди тебя, потому что, потеряв из виду хоть на секунду, ты уже не мог отыскать его и двигался в неправильном направлении, часто по кругу, не будучи способен понять, где находишься, пока не утихнет вьюга. А вьюга могла длиться несколько дней.
Последний из спутников Самуэля лишил себя жизни ночью в старом гараже, служившем им временным укрытием.
Он использовал нож: сначала для того, чтобы нацарапать на стене свои последние слова, а потом — чтобы вскрыть себе вены.
Самуэль проснулся утром рядом с посиневшим трупом.
Он долго рыдал, как ребенок. Потом прочел нацарапанную на кирпичах надпись.
Это было признание в любви к самой красивой девушке из их убежища, которая даже не знала бы, что ей делать с любовью такого ничтожества.
Самуэль вышел из гаража.
Ветер утих. Перед ним простиралось черно-серо-белое пространство. Бесцветный мир. Даже пятно свернувшейся крови казалось черным, а не красным.
Самуэль побежал по снегу. Он бежал и бежал, пока у него не перехватило дыхание, а потом, добежав до середины бесцветного ничто, начал крутиться вокруг себя, как дервиш, все быстрее и быстрее, пока не выбился из сил.
Он упал, и его поглотил грязный снег. Мир в поцарапанных и тусклых стеклах противогаза продолжал кружиться и кружиться.
Потом решетка под ним треснула, и Самуэль полетел вниз с раскинутыми, как на распятии, руками.
Снег смягчил падение. Острые металлические осколки чудесным образом не вонзились в тело, а только продырявили плащ.
Он продолжал лежать. Снял противогаз. Падавший с неба снег гладил лицо своими ледяными пальцами и смачивал запекшиеся сухие губы.
Самуэль закрыл глаза.. Шорох снега вскоре сложился в слоги, в слова, как на незнакомом языке.
Потом он снова открыл глаза. Сколько прошло времени? Быть может, всего несколько мгновений. Быть может, много часов.
Из слов, которые нашептал снег, он запомнил только одну фразу.
Он запомнил ее наизусть, но только много лет спустя, выучив иврит, наконец понял, что она значит.
И в тот момент окончательно убедился, что тогда, в надире его жизни, с ним действительно говорил Бог.
Самуэль поднялся, с удивлением осознав, что не испытывает боли. Голова была так же легка, как и тело. В исступлении показалось, что если бы он захотел, то мог бы взмахнуть руками, как крыльями, и вылететь из ямы. На стене была металлическая лестница. Он мог бы подняться по ней.
Но Самуэль предпочел оглянуться вокруг. В одной из стен он увидел железную дверь. Даже не дверь, а маленькую дверцу, — но ведь и он был тогда очень худ.
Замок был не заперт. Бессознательно — или, как он потом убедил себя, следуя воле Божьей, — Самуэль просунулся в темноту за дверью и полетел.
Сила притяжения тянула его вниз и вперед.
Это оказался старый спускной желоб для угля. Самуэль упал, ударившись спиной о ледяной пол.
В слабом свете, просачивавшемся сквозь дверцу, он различил очертания огромного котла. Судя по виду, котел был очень старый. Казалось, подвал заброшен уже много веков. Самуэль зажег одну из немногих полезных вещей, выданных им в убежище, — маленький масляный фонарик со стеклянными стенками. Во время падения он чудесным образом не разбился. В его свете Самуэль смог лучше разглядеть комнату.
Первым, что он увидел, была еда. Жестяные консервы, стеклянные банки, пластиковые бутылки. Все аккуратно расставлено по полкам. К каждой упаковке прикреплена бумажка с датой — вероятно, со сроком годности. Это были военные пайки с очень долгим сроком хранения. Кроме того, выжившие в катастрофе научились не обращать внимания на даты. Часто продукты с истекшим сроком годности оказывались пригодными в пищу.
Вторым, что увидел Самуэль, были книги. Сотни книг.
Третьим — старик. Он сидел за письменным столом. Голова запрокинулась назад и покоилась на спинке кресла. Распахнутый рот зиял черным провалом.
С момента его смерти прошли годы. Волосы и борода были белы как снег. Пустые глазницы смотрели в потолок.
На старике был домашний халат, надетый на несколько слоев рубашек и свитеров. Правая рука лежала на книге. Самуэль не тронул ее.
Тело старика пахло пылью и какой-то непонятной специей.
Самуэль прожил в этом подвале больше трех месяцев. Тяжелая металлическая дверь была заперта. Найти ключ ему не удалось.
Найденная еда вернула ему силы и вес. Он очень осторожно пробовал ее перед тем, как есть. Но кроме пары случаев дизентерии с ним не случилось ничего плохого.
