Командующий сидел в своем офисе, выясняя кое-какие детали, прежде чем отбыть на том же транспорте, что повезет домой и Флэндри. С Земли, правда, он хоте поехать в отпуск на Даяну… Когда ворвался Флэндри, Абрамс сидел, навалившись своим грузным телом на пинку кресла.
— Ну, привет, герой, — сказал он. — Что тебя мучит?
Энсин сел на стул.
— Зачем продолжать наши попытки, — воскликнул он, — какой смысл?
— Ну-ну, тебе надо выпить. — Абрамс достал бутылку из буфета и налил два стакана. — Я и сам не против пропустить глоток. Едва ступил на Старкад, как мне говорят, что я опять улетаю. — Он поднял стакан: — Привет!
Рука у Флэндри дрожала. Он выпил виски одним глотком. Проваливаясь, оно жгло внутренности.
Абрамс закурил сигару.
— Ну, ладно, сынок, — сказал он, — рассказывай.
— Я видел Хоксберга, — вырвалось у Флэндри.
— Ну, он так ужасен?
— Он… он… этот ублюдок спокойно поедет домой. Без единого пятна на своей поганой репутации. Он еще и медаль может отхватить! Все еще трещит о мире!
— Тпр-р-у. Он ведь не злодей какой-нибудь, а просто страдает от сильного желания верить. Конечно, его политическая карьера ограничена позицией, которую он занял. Он не может позволить себе признаться в том, что не прав… думаю, даже себе самому. Разве не справедливо было бы погубить его карьеру? Предположим, что мы можем это сделать. Но это нецелесообразно. Он нужен нам.
— Сэр?
— Подумай. То, что услышит публика, не имеет особого значения. Важно только то, что услышат в министерстве, как там его будут расценивать. Как тонко можно оказывать на него давление, если он получит место в нем, что, по-моему, ему удастся! Не надо будет никакого шантажа, никаких грубостей. Особенно если нельзя сказать правду. Достаточно в нужный момент удивленно поднять бровь, напомнить каждый раз, как он откроет свой рот, о том, во что он нас чуть не втянул в прошлом. Конечно, он будет популярен среди масс — у него появится влияние. Ну и прекрасно! Лучше он, чем кто-то другой с такими же взглядами, но еще не опороченный. Если бы у вас было сострадание, молодой человек, которого ни у кого нет в вашем возрасте, вы бы пожалели лорда Хоксберга.
— Но… я… Ладно.
Абрамс, нахмурившись, взглянул на него сквозь облако дыма.
— Кроме того, — продолжал он, — если быть дальновидным, то нам нужны пацифисты в качестве противовеса креслу ракетчиков. Пусть мы не сможем добиться мира, но и не развяжем войны. Мы сможем выдерживать свою линию. А человек — не особенно терпеливое животное по своей природе.
— Так что, все предприятие свелось к нулю? — Флэндри чуть не закричал. — Только к тому, чтобы удерживать то малое, что у нас есть?
Седая голова склонилась:
— Если Господь Всемогущий позволяет нам так много, то он более милосерден, чем справедлив.
— А что Старкаду — смерть, боль, разорение и, наконец, дрянное статус кво? Что мы здесь делаем?
Абрамс поймал взгляд Флэндри и не отпускал его.
— Я скажу тебе, — вымолвил он. — Мы должны были прийти. Сам этот факт, каким бы бесполезным он ни выглядел, каким был далеким и чужим ни казался нам этот бедный народ, дает надежду моим внукам. Мы противостояли врагу, не позволяли никакому агрессору уйти безнаказанно, пользуясь случаем, который он нам дал, чтобы разгромить его. И мы еще раз доказали ему, и себе, и Вселенной, что, по меньше мере, так просто не сдадимся. Ведь мы были частью этой планеты.
У Флэндри не было слов.
— В данном конкретном случае, — продолжал Абрамс, — в результате того, что мы пришли, мы можем спасти две думающие расы и все то, что может иметь значение для будущего. Мы никак не могли знать об этом заранее, но настало время, и мы появились. Предположим, что нас бы не было здесь. Предположим, что нам было бы безразлично, что делает враг в этих границах. Стал бы он спасать коренных жителей? Я сомневаюсь в этом. Во всяком случае до тех пор, пока в этом не оказалось бы политической выгоды. Такого уж сорта этот народ.
— Абрамс затянулся поглубже.
— Ты знаешь, — сказал он, — еще в те времена, когда в Египте правил Эхнатон, может быть, даже раньше, была такая философская школа, которая учила, что мы должны сложить оружие и уповать на любовь. Что даже если любовь не спасет, по крайней мере, мы умрем безвинными. Обычно даже оппоненты этой школы говорили, что сама идея благородна. Я скажу тебе, что сия идея — дрянь. Я скажу, что это не только не реалистичная, не только инфантильная, но и злая идея. Она отрицает, что у нас в этой жизни есть обязанность действовать! А как мы можем действовать, если упустим наши возможности? Нет, сынок, мы смертны, а это значит, мы невежественны, глупы и грешны — но это только наши недостатки. Как бы то ни было — мы можем гордиться, что иногда делаем все, на что способны. Изредка нам это удается. Что же больше требовать?..
Абрамс усмехнулся и наполнил стаканы.
— Конец лекции, — сказал он, — давай посмотрим, что тебя ожидает. Обычно я не говорю этого парням в твоем самонадеянном возрасте, но поскольку тебя нужно подбодрить… что ж, я скажу: если ты на вершине успеха, Господь, помоги противнику!
Они проговорили еще целый час. И Флэндри, насвистывая, вышел из офиса.
Само по себе (лат.).
По обязанности (лат.).
Государственная измена (фр.).
Шуточное стихотворение.
Желатин.
Блестящий Плавник.
Кратчайший Путь.
Всеисцеляющая.
Считывающее устройство.
