Шур постоял, с философским видом дожидаясь, пока у друзей закончится приступ веселья. Затем сел на пол, достал из сумки нож и принялся перекраивать одежду. Получалось это у него на удивление ловко. Распашонка пошла на новую бандану, лямки он обрезал и сделал из них пояс, штанины укоротил вдвое. Не прошло и пяти минут, как его наряд преобразился кардинально. Шур был одет в шорты-боксёрки и выглядел в них не смешным, а скорее… умеющим за себя постоять. Собственно, таким, каким и был на самом деле. Максим лишь вздохнул с завистью, Гуня почесал макушку, а Огница, вновь высунувшаяся из-за шторы, одобрительно цокнула языком. И вышла продемонстрировать свой наряд.
Теперь почесать макушку захотелось Максиму.
— Эвона… — раззявил рот Гуня.
— Что-то не так? — сдвинув брови, глянула на него девушка. — Эту одежду не зелёные делали, насколько я знаю. А те мешки, что твои сородичи притащили, я надевать не стану. И не уговаривайте!
Коротышка беспомощно развёл руками. Крыть и впрямь было нечем. Потому что Огница переоделась… в подаренное коолайнелями платье!
Какими бы странными не выглядели обычаи лупоглазов, но чувство прекрасного у них было врождённым. Когда Максим держал это платье в руках, оно показалось ему совсем простеньким. Но при том оно удивительно точно подчёркивало красоту женского тела. Короткое, выше колен, оставляющее открытыми руки и шею, платье туго обтягивало узкую талию девушки и её маленькую крепкую грудь. А зелёное с рыжим, оказывается, отлично гармонирует.
Гуня махнул рукой:
— Ну носи это, ежели нравится. — Подумав, добавил: — Тока оно не практичное.
Огница замечание о непрактичности одеяния всё равно не поняла. А Шур взглянул на Максима и, неожиданно оскалив зубы в улыбке, произнёс:
— Она очень красивая.
Как будто тот сам не видел! Под просторным охотничьим костюмом это не так бросалось в глаза, а в серых криссовских комбинезонах они все выглядели какими-то роботами. Ну а те два раза, когда…
Максим понял, что краснеет, и поспешил отвернуться. Но как бы там ни было, вопрос одежды разрешился.
Однако табу на всё криссовское означало и ещё одну, куда более неприятную для путешественников особенность этого мира. Шур правильно предположил — олли давным-давно похоронили входы в свой мир. И выходы в придачу. Хуже того, попытайся друзья раскопать нужную им спираль, коротышки не только не помогли, они бы все силы приложили, чтобы не допустить этого. Табу есть табу. И что делать, было непонятно. Не воевать же с целым народом?
Да, это была проблемка заковыристее, чем «неправильная» одежда. Посоветовать, как её решить, жители деревеньки, естественно, не могли. И в конце концов предложили единственно разумное решение: ехать в столичный город, где живёт великий и мудрый правитель
Путешествие по Од’дмеру оказалось самым быстрым и лёгким участком пути — если не считать полёт на гравилётах в Коолайнеле, прервавшийся на самом интересном месте. И уж конечно он был самым безопасным. Средством передвижения здесь служили четырёхколёсные повозки с двумя лавками для пассажиров, козлами для возницы и холщёвым тентом, который можно было поднимать при необходимости. Тянула повозку пара животинок, по внешнему виду напоминающих то ли маленьких осликов, то ли длинноухих пони. Хоть транспорт этот и был рассчитан на четверых, а то и шестерых пассажиров, но на пассажиров-олли. Для людей и сфинкса пришлось снаряжать две повозки и срочно их переделывать: убирать лишние сидения, поднимать выше тент. В первой разместились Шур с Гуней и корзины сладостей, во второй — Максим и Огница.
Ехали медленно, неторопливо — возницы берегли своих «лошадок», и те бежали лёгкой трусцой. Рессоры у повозок были хорошие, подушки на лавках — мягкие, поэтому путешествие не утомляло. А мерное тарахтение колёс, покачивание и поскрипывание навевали дрёму. Огница и дремала. Максим же всматривался в разворачивавшийся пейзаж.
Од’дмер оказался миром на удивление однообразным. Они ехали час за часом, делали остановки, ели, спали, снова ехали, а вокруг было одно и то же. Рощицы невысоких деревьев с круглыми кронами — все как на подбор светлые, чистые, ухоженные. Ручьи и речушки с обязательными мостиками. Деревеньки, как две капли воды похожие на ту, где путникам довелось погостить. Ровные прямоугольники полей и огородов с копошащимися на них коротышками. Луга, где паслись либо сородичи «лошадок», либо животинки размером поменьше, те, кого олли разводили для молока. Од’дмер жил чинно и размеренно. И очень неторопливо. Теперь Максим поверил, что Гуня во много раз старше его, а продолжительность жизни олли не ровня человеческой.
Здешних обитателей однообразие не угнетало, но и любопытства они лишены не были. Когда повозки проезжали мимо очередной деревеньки, местные высыпали на обочину, глазели на необычных пассажиров. Причём если людей рассматривали с интересом, но без удивления, то стоило им перевести взгляд на сфинкса, как глаза у них выпучивались, рты раззевались, а руки сами собой тянулись к макушкам. «Эй, дядя, кого это ты везёшь?» — самые смелые отваживались окликать возницу либо Гундарина. Первый только обречённо «дыкал», зато второй пыжился и с важным видом сообщал, что они сбежали от «попрыгунов» и теперь являются почётными гостями Од’дмера. Он бы много чего порассказывал, но повозка катилась дальше, а бежать вслед за ней деревенские ленились.
Максим не прочь был бы порасспросить зевак. Или хотя бы сидевшего на козлах возницу! Но понимателей ни у кого из тех, кто им пока что встретился в этом мире, не было. А без понимателей какой разговор? Оставалось смотреть и слушать.
С Огницей они тоже почти не разговаривали. Вернее, разговаривали — во время остановок. Но когда оставались вдвоём, когда вынуждены были сидеть, прижавшись друг к другу на тесной по человеческим меркам лавке, княжна смущалась, отворачивалась в сторону. И Максим смущался. Ни к селу, ни к городу вспоминалось, как они купались голыми, как он прижимал её к земле в их самую первую встречу. Он старался усмирить эти мысли, загнать поглубже, но те не подчинялись. Приходилось тоже отворачиваться, глазеть на пейзаж и думать о чём-нибудь постороннем. Какой уж тут разговор!
Лишь в самый первый день их путешествия Огница спросила:
— Макс, скажи, когда ты помешал мне убежать от лупоглазых… Почему ты был уверен, что этот Урмшур вернётся за тобой?
— Потому что он мой друг, а друзей в беде не бросают. Разве у вас в Добрии не так?
— В Добрии так, но у нас живут люди. А это — не человек! Как он может быть другом?
