искать другие варианты. Здесь много есть мест, где можно уединиться, но, видишь ли, везде дежурные, придётся договариваться.
— Мы, между прочим, с унтер-офицером Хворостовой сегодня мило побеседовали, — похвастался я.
— Правда, что ли? — усомнился Никита. — И сколько тебе на этот раз нарядов вне очереди выписали?
— Я не шучу. Мы в столовую сходил, попили кофе. Может быть, получится договориться насчёт посещения.
— Хорошо прикалываться, — сказал Серёг. — Только душу травишь.
— Допустим. А если я, в самом деле, договорюсь, что мне будет? — спросил я.
— А что хочешь? — спросил Никита.
— Например, больше никаких дежурств по комнате.
— По рукам. Если договоришься, если нас пустят туда и всё пройдёт гладко, то сортир мыть больше не будешь.
Я не был уверен, что план сработает и Лида пойдёт на уступки, но есть ради чего постараться.
В воскресенье нас отправили красить стены в одной из хозяйственных построек. А вечером я опять позвонил Наде. Хотелось, конечно, встретиться в живую, но пока приходилось довольствоваться только общением на расстоянии.
Надя всё так же пахала каждый день с утра до вечера, как и раньше. Единственное, о чём она беспокоилась, так это как бы ни закрылся трактир. Сын Петра Саныча, приехавший из Екатеринбурга разбираться с наследством, не хотел вести дела в таком захолустье и намеревался продать заведение. Кому и когда, Надя не знала.
Как и прошлый раз, я разговаривал по телефону на набережной, подальше от посторонних глаз. Происходило это перед самым построением, и на улице никого не было.
Завершив звонок, я отключил телефон и сунул во внутренний карман куртки. У меня было ещё десять минут. Я не спеша дошёл до общежития, поднялся на свой этаж.
— Эй, Князев, — окликнул меня Гаврюшин, который околачивался рядом с оружейной. — Пойди сюда.
Он отвёл меня к окну подальше от всех.
— В общем, смотри какое дело. Сегодня после отбоя одеваешься в парадную форму и через дверь возле сушилки идёшь на первый этаж. Полдвенадцатого ждёшь меня у нашего спортзала внизу. Знаешь, где это? Вот и хорошо. Не опаздывай.
Ровно полдвенадцатого я спустился вниз по лестнице возле сушилки. На первом этаже не было ни души. Здесь царил полумрак, и лишь три тусклые лампы освещали длинный коридор.
Ждать пришлось недолго. Буквально через пять минут по ступеням застучали шаги, и передо мной предстал наш классный наставник старший унтер-офицер Гаврюшин, одетый, как и я, в парадную форму.
Парадка, как и повседневная форма, состояла из чёрных брюк и кителя цвета хаки, но имела при этом красные воротник и выпушку и золотые пуговицы. Талию стягивал позолоченный ремень, а вместо невзрачной кепи голову венчал гордый чёрный берет с массивной кокардой.
— Готов? — спросил Гаврюшин.
— Готов, — ответил я, прекрасно понимая, о чём идёт речь, хоть про это не было сказано ни слова.
Гаврюшин достал из кармана ключи и отпер ближайшую дверь, что вела на улицу. Мы покинули общежитие и зашагали к центральному плацу.
— Тебе зададут вопросы, — предупредил Гаврюшин. — Отвечай коротко, два-три слова. Только вначале хорошо думай. Если члены клана сочтут тебя идиотом, они проголосуют против.
— Что за вопросы? — спросил я.
— Узнаешь.
Церемония, как я понял, должна была проходить в клубе. Мы зашли туда через чёрный ход и минут пятнадцать торчали на кухне. Я пару раз пытался завести разговор, но это было бесполезно. Гаврюшин сидел, подперев голову, и зевал. Кажется, ему не сильно-то нравилось, что его запрягли сопровождать меня.
Наконец, стрелки часов подобрались к двенадцати.
— Пора, — сказал Гаврюшин. — Следуй за мной.
Мы прошли по коридору. Остановившись возле одной из дверей, взводный достал из кармана широкую полоску фиолетовой атласной ткани и завязал мне глаза, после чего велел входить.
В помещении, где мы оказались, было тихо, но шорох одежды и покашливание выдавали присутствие здесь людей.
— Стой, курсант, — голос принадлежал прапорщику Бурдюкову. — Налево!
Я остановился и повернулся.
— Представься, — приказал Бурдюков. — Имя, фамилия, статус, должность, уровень.
— Курсант Кирилл Князев. Бастард из рода Скуратовых. Шестнадцатый уровень.
— Курсант Кирилл Князев, — Бурдюков говорил монотонно, при этом в его голосе слышались торжественные нотки. — Сейчас ты стоишь перед старшими членами клана. Ты должен ответить на три вопроса. Отвечай честно и искренне. Это понятно?
— Да.
— Какова цель твоего жизненного пути?
Вопрос оказался философский, но ответить следовало коротко. Что от меня ожидают услышать? Самосовершенствование? Прокачка уровня? В настоящий момент это была практически единственная моя серьёзная цель, если не брать во внимание наследство князя Скуратова.
— Постижение силы, — ответил я.
— Твой главный принцип.
Тоже сложный вопрос. На самом деле я никогда не задумывался над этим, просто жил, как живётся. Разумеется, меня воспитывали в аристократических традициях: кодекс чести и всё такое, но подобные вещи я едва ли воспринимал слишком серьёзно, как и большинство ребят моего возраста.
— Встречать опасность лицом к лицу, — выдал я то, что мне показалось актуальным.
— Назови то, ради чего ты готов умереть.
Э, стоп, я вообще-то умирать пока не собираюсь… в ближайшие лет эдак двести. Эта тема была явно не той, на которую я предпочитал размышлять на досуге. Но ответить что-то надо и желательно быстро.
— За свою честь! — выпалил я.
Этому меня учили с детства и это был самый правильный ответ для аристократа, пусть аристократом я, возможно, и не являлся.
— Господа, вы увидели кандидата, — проговорил Бурдюков. — У кого-то есть возражения против того, чтобы курсант Кирилл Князев, бастард из рода Скуратовых, стал членом нашей семьи? Прошу поднять руку.
В зале царило молчание. Я не знал, сколько людей выразило протест против того, чтобы принять меня в клан.
— Хорошо, — подытожил Бурдюков. — Я так же не вижу препятствий. Кирилл Князев, — обратился он ко мне. — Члены клана вынесли своё решение. Ты должен принести клятву. Старший унтер-офицер Гаврюшин, развяжи кандидату глаза.
Когда повязку сняли, передо мной предстал зал, в котором вчера мы смотрели кино. Я стоял на невысоком помосте, а на первых рядах сидели восемь парней в парадной форме. Погоны — унтер-офицерские, самый старший — зауряд-прапорщик. Заметил я и Колю Якута — он тоже присутствовал.
Бурдюков стал произносить текст клятвы, я должен был повторять за ним. В целом — ничего особенного. Я обещал вести себя достойно, не порочить честь клана ни делом, ни словом, идти по пути силы, защищать интересы клана.
Всё это почти ни к чему меня не обязывало, кроме, пожалуй, последнего пункта. Что это за такие интересы, которые надо защищать? Наверное, драться с другими группировками, если возникнет конфликт, или что-то в
