Илья потрясенно молчал. В чем-то Максимов мог быть очень даже прав.
– Не жилец, – коротко сказал врач, грузный пожилой мужчина в белом халате. Освобожденная от скафандра Лена лежала на кушетке в медблоке. Она была совершенно бледна, дыхание не ощущалось. Сбившиеся фиолетовые волосы беспомощно разметались по подушке.
– Пульс нитевидный, очень слабый, не больше тридцати ударов в минуту, – продолжал доктор. – Дыхание угнетенное. Сама по себе рана не смертельная, но с такой кровопотерей долго не живут. Была бы она человеком, можно было бы попробовать перелить кровь.
– Так переливайте, – быстро сказал Илья.
– Нельзя, – пожал плечами доктор. – Это ее сразу добьет. Тут же пойдет реакция отторжения, затем токсический шок и смерть.
– А ты попробуй, – неожиданно поддержал Илью Максимов. – Поставь хотя бы обычный тест на агглютинацию, его толковый врач на блюдечке за пять минут сделать может. Ей терять нечего.
– Если вы настаиваете, то можно попробовать, – не стал возражать мужчина. – Другими тяжелыми уже занимаются, некоторое время у меня есть. Блюдечко не понадобится, здесь есть аппаратура получше. Действительно, будет любопытно проверить совместимость, хотя я убежден в отрицательном результате. Однако на взаимодействие антигенов посмотреть будет интересно. Сейчас возьмем соскобы ее крови со скафандра и…
– Не болтай, а шевелись быстрее! – заорал на него Максимов. – Ты не видишь, у тебя тут человек умирает, теоретик, блин!
Примерно через полчаса Илья сидел на стуле около кушетки и смотрел, как свежая кровь по прозрачным гибким трубочкам вливается в вены к Лене. Щечки девушки потихоньку начали терять свою восковую бледность и даже еле заметно зарозовели. По показаниям приборов пульс участился до шестидесяти ударов в минуту, артериальное давление поднялось. Если это состояние можно было назвать счастьем, то сейчас он был счастлив как никогда.
– У нас не забалуешь, верно, Илья? – поддерживая свежезабинтованную руку, улыбался Максимов. – Захотела она кровью истечь, как же. Не дадим!
– Этого не может быть, но я это вижу, – задумчиво отозвался стоящий рядом врач. – Нет, не так. Это вполне понятно и естественно. Только получается, что ваша Лена – тоже человек, вот и все.
– Она пришла в себя, – тронул Илью за плечо Максимов.
Парень сидел и задумчиво вертел в руках шлем своего скафандра. Повезло ему, что уж там. Пуля прошла по касательной, шлем хотя и треснул, но остался цел. Новый бы нужен, а где взять? Лучше до возвращения на крейсер эту тему не поднимать. С их отца-командира станется приказать подобрать свой размерчик из снятого с трупов снаряжения, он в вопросах безопасности бывает совершенно не сентиментален. Пока и этот сойдет.
– Пойдем, опцион, – продолжил Максимов. – Или ты совсем никакой после контузии? Тогда ложись, отдыхай, я один попробую с ней поговорить.
– Я в норме, – встал с койки Илья. Последние пять часов он проспал в полупустой палатке для легкораненых позади медблока, и хотя голова продолжала сильно болеть, тошнота отступила, поэтому на ногах опцион стоял гораздо увереннее. – Врач сказал, что томография ничего страшного не выявила. Господин старший центурион, думаю, будет лучше, если я пообщаюсь с Леной сам, с глазу на глаз. Только попозже, ладно? И ей пока очень плохо, и я бы еще немного отдохнул.
– Не получится попозже, – с сожалением сказал Максимов. – Меня и так ленааа задергали, требуют отдать им Лену. У них, оказывается, в уцелевшей лаборатории госпиталь оборудован. Есть врачи и аппаратура. Они вообще не понимают, почему мы их командира потащили к себе, и, кажется, подозревают нехорошее. Мы с примипилом пока их посылаем подальше, отговариваясь ее тяжелым состоянием, но долго это не продлится. А я не хочу отпускать ее к своим без разговора.
– Тогда я объяснюсь с ней сам, – решительно ответил опцион.
– Не надо. Ты сам уже так наобъяснялся с инопланетянками, что последствия грузовиками вывозить можно. Вместе пойдем, офицер. Мы оба к этой истории причастны, нам обоим и разбираться.
Лена выглядела очень слабой. Ее бледное заострившееся лицо и небольшая фигурка, едва угадывающаяся под большим теплым одеялом, создавали впечатление детской беспомощности. Этакий бедный больной ребенок. Так казалось до тех пор, пока Илья не встретился с ней взглядом. Тяжелый взгляд больших зеленых глаз развеивал иллюзию беспомощности начисто. Это был холодный и злой взгляд мастер-ножа ленааа, опаснейшего бойца на этой, да и не только, планете.
– Ты меня оттуда вытащил? – строго глядя на Илью, тихо спросила Лена.
– Я… то есть мы все, – кивнув на Максимова, робко ответил парень.
– Далззаа все?
– Все. Проблема снята, – вступил в разговор офицер.
– Кто-то погиб? – сделав секундную паузу, спросила девушка.
– Пять человек, трое «славь». Из этих пятерых двое твоих «двухсотых». И раненых еще до кучи… Бойня в столовой душевная вышла, – мрачно сказал Максимов.
– Зачем? Почему вы это сделали?
– А тебе это надо объяснять, Лена? – в голосе Максимова зазвучали металлические нотки. Только вот Лене на это было плевать.
– Всем же все было предельно понятно, – зашипела она. – Я просчитала все до мелочей. Илья, ты выбрал Славю? Выбрал. Я же сказала: одобряю. Так ты ее и получал, я самоустранялась, никаких проблем. Ты, старший центурион, хотел уничтожить далззаа без потерь? Так я тебе сказала, как это сделать, все сработало. А лично мне нужна была достойная смерть в бою. Потому что кто-то должен за все это ответить – за уничтожение корабля, разгром базы, фактическую гибель нашей экспедиции. Так лучше умереть в сражении с врагом, чем самой вскрываться по приговору суда стаи. Если еще суд снизойдет до столь мягкого приговора, позволив мне сохранить лицо. Неужели было так трудно оказать мне эту услугу? – Лена сделала глубокий вдох, столь длинный монолог давался ей с трудом. – Иван Матвеич, так тебя зовут? Ты же сам сказал мне идти убивать далззаа, сохранив жизнь подчиненным. Я думала, мы друг друга поняли.
– Лена, ты за кого меня принимаешь? – вот тут уже разозлился Илья. – Решила она одна за всех… Ты думаешь, я хочу быть со Славей вот такой ценой? Ты считаешь, что ты мне никто? Я давал повод держать меня за предателя, который бросит товарища в бою?
– Подожди, опцион, не ори, – поморщился Максимов. – Вот ты, Лена, говоришь, что все просчитала. А как же так тогда получилось, что ты жива, а восемь бойцов нет? Он, кстати, – Максимов ткнул пальцем в Илью, – тоже остался жив лишь чудом.
– Потому что вы вмешались и все испортили, – голос Лены дрогнул, ей, похоже, стала изменять выдержка.
