– Данные экспертизы? Копоть, анализ формы и розы рассеивания фрагментов автомобиля? Возможный нагар на стенке набережной Шпрее за спиной стрелявшего?
– Не думаю, – лаконично отозвался майор. За его спиной уже переминался очередной советник-криминалист, готовый докладывать и отчитываться. Его нетерпение чувствовалось шеей, но прерываться майор не хотел – слишком важен для него был происходящий разговор. Если бы новости были сколько-нибудь ценными, вежливо ждать своей очереди в любом случае никто бы не стал.
– В конце концов, никто не ведет экспертизы на поле боя. Условно говоря, когда батальон переходит в контрнаступление и отбивает потерянный узел обороны, в отчете о ходе учений просто указывается, что условный противник обозначил успешное применение штурмовых гранатометов с боеприпасами в дымовом и термобарическом снаряжении. Что и позволило ему нейтрализовать бункер, являвшийся становым хребтом узла.
Тут он сумел даже улыбнуться.
– Позвольте мне уточнить, – руководящий директор полиции Эберт тоже не обращал никакого внимания на полицейского, стоящего за спиной армейского эксперта. Теперь, когда он произнес вводную фразу, его голос приобрел, как оказалось, неожиданный оттенок. В голосе вдруг отчетливо проявился интерес, которого не было заметно раньше. – То есть вы и ваша группа заключили, что не можете точно сказать, из какого гранатомета стреляли. Но при этом абсолютно точно уверены, что он русский. Так?
– Совершенно верно.
– Почему? Может быть так, что новый вид оружия был произведен какой-то другой стороной? В том числе и «на основе», в развитие русских разработок, не доведенных до действующих образцов, известных разведкам государств – членов НАТО? Хотя бы теоретически? Скажем, Ираном? Китаем? Индией?
– Нет.
Офицер за спиной понял, что разговор не закончится в ближайшие минуты, и почти бесшумно ушел. Майор мысленно сказал ему «спасибо», руководитель же «экстренного штаба» не обратил на это вообще никакого внимания.
– Если взять мотор от «Мерседеса», шасси от «Фольксвагена» и корпус от найденной на свалке старой модели «Баварских Машиностроительных», то получившаяся в итоге машина будет все же не «Трабантом».
С секунду руководящий директор полиции глядел прямо перед собой, переваривая аналогию. Не то чтобы он не понял ее сразу, но с подобными «проекциями» он не сталкивался слишком уж давно. Пожалуй, со средних классов школы своего старшего внука. Учебники для учеников подобного возраста содержали много таких аналогий. Что ж, пожалуй, не просто так считается, что военные – это в большинстве мальчишки-переростки. А тому, что они играют в слишком дорогие и страшные игрушки, значение в наши дни придают далеко не все. Как и тому, что их игры обычно заканчиваются не кровавыми ссадинами, разбитыми носами и плачем, а пожарищами. Которые с такой скоростью охватывают тысячи квадратных километров, что с одобрением наблюдавшие за их играми обыватели просто не успевают понять, почему именно вдруг запылали их собственные привычные дома. И почему вдруг веселые и сильные ребята превратились в озлобленных, ненавидяще глядящих на всех вокруг инвалидов, ковыляющих между засыпанных обгоревшим мусором развалин. Развалин, тянущихся на многие километры во все стороны – сколько видит глаз.
– Как бы этот гибрид ни назвали, где бы его ни собрали, ездить относительно быстро и мягко он будет, лишь если его собирают инженеры со всех трех заводов, заблаговременно сведенные вместе для работы над общим проектом. Если чертежи шасси купят, кузова украдут, а мотора – подсмотрят, то собранный в единое целое автомобиль не проедет и десятка километров, будь он хоть целиком обвешан звездами «Мерседеса».
– Что?
Карл проморгался, изо всех сил пытаясь правильно понять вытащенную из услужливой оперативной памяти прослушанную фразу. Майор, оказывается, все это время внимательно смотрел прямо на своего собеседника, и у руководящего директора полиции вдруг создалось неприятное, некомфортное ощущение того, что тот знает, о чем он только что думал. Картинки из детства – непростого послевоенного детства немецкого ребенка. О том, что ему приходилось тогда видеть каждый день, не имеет представления даже не просто «современное молодое поколение», взятое целиком. Во все это наверняка в глубине души не верит даже вот этот стоящий перед ним человек: слишком молодой, чтобы видеть это самому, и слишком уверенный в себе, чтобы просто верить. Натренированный, умный, с памятью и лицом молодого Блюхера, каким его изображали на немногочисленных портретах донаполеоновской эпохи. Почти наверняка.
– Но ведь собрать такой гибридный, не похожий ни на что из известного вам гранатомет могли все же где угодно? Да, как эту машину, если мы примем такую аналогию. В конце концов, это не современный истребитель. Это всего лишь гранатомет – труба с примитивными прицельными приспособлениями и рукояткой со спусковым устройством. Иранцы строят атомную электростанцию и испытывают тактические ракеты. Китайцы самостоятельно изготовляют и запускают на орбиту спутники связи и «тайконавтов». Индусы и южноафриканцы владеют атомным оружием. Это не пример?
– Это общее заблуждение. Боеприпас к гранатомету, как и сам современный гранатомет, – сложнейшая конструкция, почти произведение искусства. Результат труда десятков конструкторских и испытательных групп. Вершина пирамиды, в основе которой лежит материаловедение и технология производства десятков деталей и узлов самой разной конструкции. Это годы и годы работы, миллионы и даже миллиарды евро. Именно поэтому собственного оружия такого класса никогда не будет ни у арабов, ни у мексиканцев, ни у румын. Полноценный штурмовой гранатомет пока создали только русские: наши собственные разработки не сумели догнать их даже за те 15 лет, в ходе которых они не делали вообще ничего. В то, что русские втайне, не проводя заказы по контрагентским производствам, без ставших известными нам испытаний смогли сделать новый, я поверить могу, пусть это и унижает меня как офицера разведки. В то, что это оружие могло бы с одного безошибочного выстрела перевернуть нашу страну с ног на голову – тоже. А вот в то, что они выбрали совершенно новую, не отработанную «в поле» модель для столь серьезного, не допускающего ошибок дела, вот в это уже нет.
– Значит?
Теперь руководящий директор полиции подался вперед. Наконец-то они дошли до дела.
– Оружие, едва-едва вывезенное за порог завода, принадлежащее к опытной партии, – это, несомненно, «полуфабрикат». Доводить его до состояния, пригодного к реальному применению в бою, – это годы. Значит, они не могли на него положиться, это просто невозможно. Это противоречит любому…
