— Она еще может развалиться сама, — сказал Азим.
— Да, — сказал я. — А люди могут дышать в вакууме.
— Ты неправ, — сказал Азим. — Вероятность, что торпеда развалится сама, все-таки существует.
— Но она крайне невысока. Если это действительно «барракуда».
— Четырнадцать процентов, учитывая предыдущие маневры, — сказал Азим после нехитрых подсчетов.
— То есть восемьдесят шесть процентов за то, что она не развалится, — уточнил я. — При таком раскладе я бы ставил на торпеду.
— Если мы перекинем всю мощность на кормовые батареи, то потеряем около двадцати процентов скорости, — сказал Азим. — Но никаких гарантий это не даст. Гарантированно зашибить эту штуку можно только из главного калибра.
— Жаль, что он стреляет вперед.
— Я не могу придумать ни одного маневра, который позволит нам развернуться за пятнадцать секунд и не дать торпеде подойти на расстояние поражения, — сказал Азим. — Если бы у нас было еще хотя бы десять секунд в запасе…
— Я мог бы нам их обеспечить, если бы ты не велел мне прекратить стрелять, — сказал я.
— Если бы у бабушки были сопла, это была бы не бабушка, а ракетоноситель, — сказал Азим.
Я докурил сигарету и огляделся в поисках, куда можно сунуть окурок. Пепельницы в рубке «Ястреба» почему-то не обнаружилось. Посетовав на конструкционный недостаток доставшегося нам судна, я бросил окурок на пол и закурил следующую сигарету. К чему экономить курево и беречь легкие, если всей жизни нам осталось пара часов?
Почему-то мне категорически не хочется умирать. Неужели нет никакого шанса переиграть интеллектуальную торпеду?
Главный калибр стреляет вперед.
А если бы у бабушки были сопла… Почему именно ракетоноситель? Сопла есть и у маневровых двигателей.
Я посмотрел на схему корабля. Шесть независимых сзади, два спереди. Для малотоннажного судна вполне достаточно.
— У меня есть план, — сказал я. — Но он тебе не понравится. Он мне и самому не нравится.
— Что за план?
— Точнее, это не план, а маневр, — сказал я. — Торможение переворотом.
Азим задумался.
— Ключевое слово — переворот, — подсказал я. — Верх оказывается внизу, перед — сзади, и главный калибр стреляет в нужном нам направлении.
— Ключевое слово — торможение, — не согласился Азим. — Пятнадцать секунд у нас есть, если мы будем идти с максимальной скоростью. Если же мы замедлимся…
— Корабль вообще способен такое выдержать?
— На пределе. Если включить кормовые двигатели, дать максимум на носовые… Корабль на куски не развалится, но перегрузка будет адская. А ведь тебе придется еще и стрелять.
— Я думаю, что из главного калибра я попаду.
— Если ты промажешь, то мы этого уже не узнаем. — Азим ввел в бортовой компьютер последовательность цифр. — Знаешь, сколько у тебя будет времени на выстрел, если все получится? Полторы секунды.
— Можно успеть.
— При перегрузке в двенадцать G.
— Есть другие варианты?
— Это цирковой номер, — сказал Азим. — Тот, перед которым звучит тревожная музыка, а потом наступает молчание. Главное, чтобы оно не стало гробовым и мы дождались аплодисментов.
— Я уже давно чувствую себя клоуном, так что не впервой, — сказал я. — Или ты придумал что-то получше?
— Пока нет. — Азим зашелестел руками по клавишам, просчитывая варианты. — Итак, у нас два «если». Если корабль не развалится и если ты попадешь. Это на два «если» больше, чем хотелось бы.
— Думаю, что корабль выдержит.
— По правде говоря, меня больше второй пункт волнует.
— Я попаду, — сказал я с уверенностью, которой не испытывал, — Я был лучшим стрелком в учебной группе.
— Лучший среди баранов все равно становится добычей для льва, — сказал Азим. Видимо, он невысоко ценил обычных курсантов учебных групп летной программы Калифата.
— Ты — лев, — согласился я. — Расскажи, что ты собираешься делать с хищной рыбой у нас на хвосте?
— Этот маневр потребует полной скоординированности действий, — сказал Азим. — Мы выходим из гипера, я вырубаю ходовые двигатели на корме и даю максимум на маневровые передние. Мы переворачиваемся, не забывая про двенадцать G, и ты стреляешь. Дальше мы или идем менять штаны, или откусываем первый кусок шербета в обществе прекрасных гурий.
— Кстати, если уж мы решили попробовать этот план, нам совсем необязательно ждать расчетного времени выхода и вываливаться в зону возможных боевых действий, — сказал я. — Можно попробовать прямо сейчас и…
— Учитывая повышенную самоубийственность предложенного тобой плана, я бы все-таки дал торпеде некоторые шансы развалиться самой, — сказал Азим. — Четырнадцать процентов нельзя сбрасывать со счетов. Твой план предлагает еще меньше.
— Зато в последние секунды жизни мы будем активны, — с наигранным пафосом сказал я. — Мы будем пытаться противостоять смерти и дадим ей бой.
— Шикарное утешение, — согласился Азим.
Я нацепил стрелковый шлем и переключился на главный калибр. Ну да, умное решение. Бесконечная тьма и дергающийся крестик прицела. Никакой уверенности подобная картинка не внушала, и шлем пришлось снять.
— Если это сработает, то я безоговорочно соглашусь лететь с тобой на Новую Колумбию и вообще больше никогда не буду спорить, — сказал Азим. — Потому что глупо мне, простому смертному, спорить с тобой, главным любимцем Аллаха.
— Давай! — крикнул Азим.
В следующую секунду корабль рвануло вверх, меня вдавило в кресло, в глазах потемнело, а тело налилось такой тяжестью, что даже пошевелить кончиками пальцев стоило огромных усилий.
По счастью, большего от меня и не требовалось. Только пошевелить кончиками пальцев.
«Барракуда» таки не развалилась и продолжала нас преследовать, вывалившись в обычное пространство сразу после нас.
Благодаря правильной калибровке и выбору сектора обзора после маневра Азима красная точка занимала чуть ли не треть моего стрелкового дисплея, так что прицелиться оказалось совсем несложно. Гораздо сложнее было вдавить кнопку ведения огня в корпус джойстика, но я таки справился с этим делом, и импульс главного калибра вылетел навстречу интеллектуальной торпеде.
«Барракуда» предприняла маневр уклонения, но на таком расстоянии увернуться от выстрела ей не удалось. Импульс задел ее по касательной, и ослепительная вспышка на миг осветила темноту космоса. Спустя секунду мелкие обломки градом застучали по внешней обшивке «Ястреба».
Если мы слышим этот стук, значит, все удалось…
