лишь пустил кровь, но меч десятника вспахал руку врага глубоко, до кости наискось. Будь Ратмир человек – на этом поединок и закончился б, удар просек жилы. Кровь из таких ран хлещет фонтаном, однако ее не было.
– Дерьмо! – пророкотал Лис, глядя, как Ратмир с улыбкой крутнул мечом раненной рукой. – И это – честный поединок?
– Старая закалка, – не без уважения в голосе отметил враг. – Мне будет тебя не хватать, боярин.
Он вдруг прыгнул в сторону, чиркнув одним из мечей по дощатому полу – в следующий миг в лицо Лису полетел подцепленный плащ. Ругнувшись, ослепленный десятник отпрянул, но чужие клинки ядовито цапнули дважды – в грудь и в бок. Вслепую Лис махнул мечом в ответ с левой. Глухо звякнуло. Десятник оказался у самой бревенчатой стены. Клинок таки предал, обломившись коротким осколком длиной не больше ладони от рукояти, но не это было худшим. Алый фонтан толчком плеснул из раны в груди – как раз напротив сердца. На своем веку Лис повидал множество ран, ему достаточно одного взгляда, чтобы понять – широкое лезвие развалило мышцы, кости и внутренние органы.
– Эк удрючило, – выдохнул десятник, пытаясь опереться спиной на стену, но сполз по ней, оставляя кровавый след.
Враг улыбнулся – он знает, что удар разорвал храброе сердце. Взгляд подергивает красным туманом – Лис видит, как ревет нежить, а Ратмир важно раскланивается. Он еще слышит посторонний шум за стеной церквушки, но уже не может удивляться ему.
Длинная стрела совиного пера свистнула из тьмы и пронзила глаз Ратмира.
Сквозь темный проем в помещение бурей ворвался окровавленный конь, несущий на себе всадницу, бешено полосующую во все стороны длинной печенежской саблей. Гикнув, Лиса свалила конской грудью преградившего путь упыря. Конь несется туда, где в луже крови сидел сраженный витязь. Миг – и она пала к нему на разрубленную грудь, заглядывая в быстро стекленеющие глаза. Ухватив тяжелую голову умирающего руками, она притянула ее к себе, сомкнув свои губы на его, сделав один-единственный выдох.
Лис вздрогнул, обомлев, – темнота в глазах ушла. Вместо нее была полянка и костерок с котелком над ним. И Лиса, но не хмурая, как день ото дня, сколько он помнил ее все эти десять лет, а улыбающаяся, чего за ней никогда не водилось.
– Это сон? – Боярин вышел к костру.
– Ну почему же? Присаживайся.
Лис, все еще недоверчивый, сел.
– Ты можешь говорить?
– И всегда могла. – Лиса улыбнулась. – Жизни во мне оставалось всего на один вдох. Вот и пришло нужное время, Лисослав.
– Нужное… кому?
Лиса посерьезнела.
– Крепко тебе в этот раз досталось. Как никогда раньше.
Лис кивнул, соглашаясь с очевидным. Всякое бывало – и порубанный мечами да саблями бывал, и с печенежской стрелой в груди, и копьем колотый. Но такого – точно никогда не было.
– Крепко досталось, но я успела. Теперь будешь жить.
– Разрубленное сердце – не заштопать.
– А я и не буду штопать, – отмахнулась степнячка. – Возьми миски, будем есть. Голоден?
– Как зверь!
– Консулу. Так меня знают. И ты теперь знай.
Она сама разлила по мискам варево. Похлебка была вкусной – на поверхности супчика плавали кусочки поджаренного лука и сала. Десятник вдруг понял, что был голоден – казалось, он не ел неделю. Ел жадно, почти рыча. Консулу сидела рядом, наблюдая за его трапезой. Заметив, что тарелка пустеет, а голодный блеск в глазах не угас, она подлила еще.
– Ешь. Набирайся сил, – приговаривала. – Нельзя тебе помирать сейчас.
Котел опустел, и печенежка подлила в миску из своей доли.
– Не нужно! – запротестовал Лис.
– Так надо, – настояла она. – Ты нужен всем.
– Кому?
– Землям. И людям. Ешь.
– А ты почему не ешь? – спохватился боярин. – Сама поди не ела со времени, когда я ускакал.
– Я уже не буду испытывать голода, боярин.
– Что это значит?
– Ты все верно понял, Лис. Не осуждай, а послушай: я была известной шаманкой. Лет мне – больше, чем можно подумать. Дочь Иблиса, я жила много жизней, но только ты смог показать, как жить верно. Своей жизнью. Печенеги, от которых ты спасал, – меня убили. Оставалось жизни лишь один вдох, который ты мне, того не ведая, подарил. Теперь – я его отдаю. Я гадала – как можно тебя отблагодарить? Момент настал. Не перебивай – это мое решение. Такие, как я, больше не нужны. Людей больше незачем наказывать и пугать нами. Таких, как ты, – немного, но людям вы сейчас нужнее. Мое решение, Лис: я отдаю тебе всю оставшуюся силу и жизнь – пусть это поможет тебе. Голос Иблиса – я больше не слышу. Теперь я слышу Тенгри – бога Неба. Он говорит, что ты сможешь поговорить со мной в трудные времена. А теперь тебе пора. Очень пора.
Все вновь завертелось и закружилось, словно подхваченное вихрем.
Лис вздрогнул, словно от падения с большой высоты, огляделся. Мертвые глаза степнячки смотрели на него совсем близко. Прижавшаяся к его груди, она была бездыханна и величественна. Ран нет на его теле, а рядом кто-то ревет. То, что когда-то было другом, теперь похоже на него лишь отдаленно: широченная грудь, ручищи не меньше чем у сраженного песьеглавца. На ногах – копыта, и четыре здоровенных рога украшают безобразную клыкастую голову, уже совсем нечеловеческую. Демон ревел, пытаясь вырвать засевшую стрелу из глаза. Лис рывком бросился на врага.
– Хозяин! – орет нежить.
Тварь не глядя выбрасывает руку с мечом в сторону врага – ее Лис и отсекает первым ударом.
– За Лису!
– Как? – ревет тварь. – Почему ты просто не сдохнешь, червь?
Тяжелая лапа целит в голову, а Лис, поднырнув под нее, всаживает обломок меча меж ребер:
– Это за меня.
Демон взмахнул тяжелой башкой, едва не вспоров десятнику рогами грудь и живот, – боярин отпрыгивает в сторону раненого глаза. Беспощадный меч как божье воздаяние падает на ногу, перерубая ее.
– За Святослава! – орет он, перекрикивая тварь.
Существо падает на колени, что-то меняется в ее облике: гигантские мышцы сжимаются, уменьшаясь, кости с хрустом перестраиваются, рога-клыки втягиваются – перед Лисом вновь покалеченный и окровавленный Ратмир.
– Лис! – В этом одном слове тоски больше, чем в десятке предсмертных криков. Там, за стенами церквушки, идет бой: нежить мечется по зданию в поисках спасения.
– А это за Русь! – Меч мелькает в последний раз, голова, отлетев, бьется об стенку. Выпученные глаза гаснут.
– Поднялся! Восстал!
– Не держит слова ваш клятый хозяин. Не знает ни черта. Вот и вам натрепал, что Русь обречена и победа уже за вами. Выходит – и в этом мог
