Тай, снеговик эдакий.
— Похоже, они крепко встряли, — кричу на бегу себе за спину.
— Тогда хорошо, что мы уже рядом, — улавливаю сарказм в голосе Марии.
Обоняние улавливает смрад целый толпы морских монстров, оружейную смазку, а также еле заметные нотки хмеля и солода. Наши. Наши!
Под ногами пролетает очередной провал тоннеля. Я убираю Пелену тишины, а вместо неё усиливаю свой голос с помощью Манка и кричу во всю глотку:
— Свои! Не подстрелите там нахер!
— Бенджи! — вторит мне испанка.
Прыжок, и я фиксирую заполненный ожившими морепродуктами проход. Распотрошённые и расстрелянные туши валяются целыми горками, мешая и монстрам добраться до людей, и Титану с Таем обороняться.
Первым делом снова активирую Пелену тишины — твари явно бегут на шум, а восьми метров ауры вполне хватит, чтобы накрыть и главный источник грохота — пулемётчика. А следом выхватываю дробовик и начинаю всаживать Дуплетами разрывные патроны в накопившуюся толпу.
В основной массе там силфиросы с крилликинами, так что удвоенная дробь превращает скученных ублюдков в кровавые ошмётки. Некоторых цепляет лишь частично, но и среди них замечаю последствия гидростатического удара благодаря пассивной Смертельной физике. Временный паралич нервной системы в бою штука неприятная и, косвенно, летальная.
Пока я вместе с Беном разбираюсь с уязвимыми врагами, пурпурный огонь Марии и Водяной хлыст Николая решают проблему чазмидов. Крепкие хитиновые мрази дохнут, не сумев никого захарассить своими неблагопристойными отростками.
На болтовню нет времени, просто дерёмся, выкладываясь по полной, и когда последний уродец оседает, от раскалённых стволов пулемёта поднимается сизый дым.
— Рад вас видеть, — выдыхает Бен и, на миг опустив жидкое забрало шлема, вытирает лицо пятернёй. — Вовремя подошли. Крепко прижали, паскуды.
Тай молча кивает, но в глазах его мне чудится еле заметная радость.
— Вы в порядке? — встревоженно спрашивает Санта Муэрте.
— Да, — отвечает за всех англичанин. — Слезете?
— Неа, — говорю я. — Лучше вы к нам.
Вновь скидываю верёвку и упираюсь для верности ногами в противоположный край гребня стены.
Мечник первым взлетает наверх, почти не касается верёвки. А вот Титана приходится тащить втроём, как ту репку. Маруська за Кольку, Колька за Егорку. Только Ракеты не хватает вместо Жучки.
Наконец, здоровяк переваливает за край и подтягивается. Хорошо хоть оружие додумался убрать.
— Каков план? — уточняет этот ходячий бабушкин сервант.
— Ищем потеряшек, а потом стучим по черепу главному гаду. Твои упыри, — перевожу взгляд на испанку, — его ещё не нашли, кстати?
— Нет. Ищут.
— Как будем искать-то? — вздыхает спецназовец.
— Легко, — улыбаюсь я.
* * *
Алехандро вырывает глотку очередному врагу и на миг замирает, чтобы перевести дух и подумать.
Для него весь этот марафон слился в один бесконечный грайндхаус. Коридоры, заполненные безмозглыми тварями, резня в потёмках на близкой и сверхблизкой дистанции, цокот когтей, шуршание лап по камню, треск ломающегося хитина, кровавые шлепки и струи, бьющие в лицо. Даже его волчий аппетит и жажда дикого насилия оказались насыщены до отказа. Хотелось просто остановиться, просто вернуться на поверхность и ощутить прохладный ветер на лице.
Ехидна рвалась всё глубже в Катакомбы без остановки и паузы. Как бездушный автоматон зачищала всё, способное оказывать сопротивление. Выбирая направление только по одной ей известной системе, она вела его всё глубже и глубже в недра Испытания.
— Почему “Ехидна”? — в какой-то момент не выдержал Эль Лобо, просто чтобы заполнить тишину чем-то кроме звуков рвущегося мяса.
— Потому что Ехидна — в древнегреческой мифологии мать всех чудовищ, — бросила Амелиа через плечо, даже не замедлившись. — Эра человека окончена. Началась эра чудовищ.
— Что ты, мать твою, такое несёшь?! Люди до сих пор живы!
— Не живы, нет. Лишь существуют. Чтобы выжить и вывести человечество обратно к свету, я стану худшим из чудовищ. Той, кто заставит их дрожать, вглядываясь во тьму.
Ликантроп за свою жизнь пограничника встречал много людей с заскоками, но, слушая, как бесстрастно и буднично говорит эта дамочка, он ощутил глубочайшую уверенность. Её черепица протекла до самого фундамента, и это уже необратимо.
От мыслей о состоявшейся беседе его отвлекает усиленный в десятки раз голос. Знакомый голос. Того самого самодовольного придурка Егеря.
— ЕСЛИ ВАМ ТАКЖЕ НАДОЕЛ ЭТОТ АТТРАКЦИОН, ПОРА С НЕГО СЛЕЗАТЬ!
Ехидна вбивает изогнутые лезвия в стену и одним усилием забрасывает себя наверх. Эль Лобо напружинивает ноги и следует за ней. Вдалеке виднеется группа людей, и оборотень прекрасно может разглядеть среди них и Марию, и Бена.
— Наконец-то, — вздыхает под маской Амелиа.
Со звуком выкручивающегося штопора её лопатки выбрасывают вовне два кожистых крыла, и Метаморф отправляет себя в полёт. Ликантропу остаётся только рвануть вслед за ней, прыгая через провалы коридоров по самому верху лабиринта.
Когда ему удаётся догнать её, Ехидна уже стоит в компании остальных людей и о чём-то с ними разговаривает.
— …Ормально, — сухо произносит она.
— Почему сразу не взлетела? — хмурится Егерь.
— Ждала, пока вы нас найдёте. Мелочь всё равно требовала, чтобы с ней разобрались.
Стрелок Гилеада сжимает губы в нитку и поворачивает голову к Марии.
— Есть новости?
— Нет. Пока не нашли главаря.
— Нам туда, — уверенно указывает Амелиа когтистым пальцем.
— Почему так решила? — вклинивается Бен.
— Потому что весь лабиринт спроектирован с использованием фрактальных узоров. Он имеет самоподобную структуру.
— Какую? — начинает злиться Алехандро.
— Каждая часть лабиринта похожа на целое, но в меньшем масштабе.
— Матрёшка? — склоняет голову набок Егерь.
— Грубое упрощение.
— Слетаешь проверишь?
— Как скажешь, — холодно отзывается учёная.
Миг, и её крылья хлопают в вышине под самым силовым куполом. Ликантроп отмечает запредельную скорость полёта. При её массе это должно быть невозможно. Скорее всего не обошлось без арканы.
Расчертив воздух в обе стороны, Метаморф возвращается и замирает на высоте.
— Да. Туда.
* * *
Насколько бы меня не бесила сука Ехидна, нужно было сохранять самоконтроль. Сейчас не время для выяснения отношений.
Мы рвёмся к обозначенной цели, а часики мерно тикают, отрезая оставшееся время до того, как мегатонны воды и колоссальное давление размажут нас по дну изысканным паштетом.
То, что Амелиа права, я понимаю по мере приближения. Сердцевина лабиринта представляет собой огромную прямоугольную площадку, расположенную в низине. Будешь смотреть в её сторону издали, даже не поймёшь, что между стенами
