Сильно всё закручено и запутано (для посторонних, чтобы труднее вмешиваться было), но схема работает. Причём — что главное — помимо всех перестраиваемых под нового самодержца и вновь создаваемых общегосударственных структур. Нет, Византия из нашего естества никуда не девается, невзирая на почти трёхсотлетние попытки устроить жизнь в общеевропейском духе. Никак не выходит и не может выйти — не в Швейцариях живём!
А затея у Ляхова вышла знатная, верен себе Вадим Петрович. Хорошо, что все неясности в отношении него давно рассмотрены и признаны несущественными. Можно использовать его способности, явные и скрытые, без опаски и для пользы общего дела.
Чекменёв прикрыл глаза и начал реконструировать, облекать в плоть и кровь живых подробностей доложенную Валерием схему. Не девушки, а настоящие кошки. Сегодня он мельком увидел четверых. Дело своё они исполнили блестяще, Катранджи не смог скрыть восхищения, а оценка такого человека — дорогого стоит, пусть и эмоциональная. Уваров фактическую сторону изложил в обычной своей манере: «Пишем, что наблюдаем, а чего не наблюдаем, того не пишем». От этого картинка приобрела объёмность.
Да, кошки сиамские. Не дурак был тамошний король. Двести особей, и никакой гвардии для охраны дворца не нужно. Государю Императору Павлу первому, Петровичу, в Михайловском замке его примеру последовать — мог ещё лет тридцать процарствовать, и Мальту бы присоединил к Империи, до войны двенадцатого года не допустил. Так то — обыкновенные кошки, бело-кофейные, а если вот таких, как их предводительница Анастасия — тоже двести?
Чекменёв медленно уплывал в глубину наконец посетившего полунаркотического сна, и перед глазами мельтешили кошки-девушки, девушки-кошки и совсем уже непонятные цветозвуковые химерические видения…
Валерий, сообщив Чекменёву всё, что мог и хотел, ушёл на кухню, почти с отвращением выкурил неизвестно какую за этот бесконечный день сигарету, устроился тут же на диване под раскрытым окном. Внизу на улицах — полная тишина, удивительно даже. Только изредка рокочет на малых оборотах проезжающий мотоцикл, визжит вдалеке на повороте колёсами по рельсам трамвай.
Уваров закрыл глаза, натянул на голову одеяло, и через несколько минут с удивлением понял, что сон не идёт. Только что казалось — едва донесёт голову до подушки, тут и отключится без сновидений, что у него получалось даже сразу после настоящего боя. А сейчас — никак. Лезут разные непрошеные мысли, в том числе и о Насте, спящей сейчас вместе с подругами в соседней комнате. А если б здесь, рядом с ним? Диван узковат, да уж поместились бы…
Он ещё поворочался с боку на бок, перевернул подушку прохладной стороной вверх — никакого результата. Пришлось снова встать, налить ещё рюмку. Испытанное средство.
И — опять ничего. Буквально ни в одном глазу. Или действительно сегодняшняя нагрузка оказалась сильнее любой из ранее пережитых, или тревога за любимую девушку, его же приказом брошенную в водоворот событий, не каждому профессионалу посильных. Прямо как у Пушкина: «Воспоминанья предо мной свой длинный развивают свиток… И с отвращением читая жизнь свою…»
Всего только и удалось, на минутку уединившись, обнять, поцеловать, сказать несколько слов, и снова их отвлекли непрерывно мельтешащие вокруг люди. И никакого просвета до самой Москвы не ожидается.
…Месяца два назад Уварова пригласил к себе в Кремль полковник Тарханов. Поговорили о делах текущих, порассуждали о том, что в ближайшие несколько лет ни отдел «Глаголь» со всеми отрядами «Печенег», ни старую Гвардию реформировать и включать в новые общегосударственные структуры не стоит. Здесь они были вполне солидарны. Уваров, пользуясь случаем, аккуратно намекнул исполняющему обязанности, что два-три новых отряда развернуть невредно.
— Мобилизационные возможности у нас возросли, финансовые — тем более. Давайте попробуем, Арсений Николаевич… Тревожно мне, хоть верьте, хоть не верьте. Случись чего — лишние несколько хороших рот могут больше, чем строевая территориальная дивизия сделать. Сами лучше меня знаете. И для офицеров Экспедиционного корпуса, выводимого из дальнего зарубежья, работа найдётся, не всем же из спецназа в интенданты переходить захочется…
— И у тебя должность сразу полковничья станет, — сказал, без стука входя в дверь кабинета, полковник Ляхов, в обычной форме слушателя третьего курса, без всяких аксельбантов, орденов и планок.
— Селектор у адъютанта отчего-то включен, — тут же пояснил Вадим Петрович, отметая мелькнувшую у Уварова мысль о подслушивании. — А самого — нету. Мышей перестаёшь ловить, Сергей Васильевич? (Как-то так сложилось, что Тарханова называли то так, то этак, в меру личной приближенности или оперативных соображений. Хотя по основным документам он всё же проходил Тархановым С. В.).
Сергей взглянул на пульт селектора и, выматерившись, хлопнул ладонью по кнопке. И вправду непростительно. Сейчас-то ладно, а если в другом случае повторится?
— А ты его вообще отключи на хрен, — посоветовал Ляхов. — Звонком адъютанта вызовешь, ничего с ним не сделается, лишний раз пробежаться… Но я не об этом.
Полковник вальяжно расположился в кресле, спиной к окну.
— Валерий прав, но скромничает. Не два отряда — пять нам очень даже пригодятся. Главное — запретить некому, по причине отсутствия внятного руководства. Десять отрядов — полноценная бригада, по фактическим возможностям равная армейскому корпусу, а заодно и нескольким окружным охранным управлениям. Без тяжёлой техники, правда, так я по своей линии всегда эти вопросы могу, где надо, порешать. Добавят нам в условные планы развёртывания танковый, вертолётный и два моторизованных полка оперативного подчинения — гуляй, Ваня! Знаю даже, какие именно, с командирами за рюмкой обмозговывали. У нас в «Пересветах» больше и заняться нечем. И ты, ваше графское сиятельство, незаметно для окружающих выползаешь на генеральскую должность, как разведчик на высотку…
Этих слов Ляхова, как и многое другое из сказанного тот раз в кабинете, Уваров, естественно, Чекменёву не передал.
Затем Вадим Петрович, как бы ни с того, ни с сего, без всякого предварительного подхода, кроме как испрошенного у хозяина «гвардейского тычка» (у Императора научился), предложил один из новых печенеговских отрядов сделать чисто женским. И уловил на лицах собеседников тень непонимания — зачем, мол, такое? В случае чего подходящие к конкретному заданию девушки всегда найдутся в управлении, а отдельный отряд… Странно даже. Что, к примеру, они станут делать большую часть нормальной службы, специфических качеств не требующей, но женскому организму противопоказанной психологически и физиологически.
